А.И. Куприн «Навсегда»: appassionata_lr — LiveJournal

appassionata_lr (appassionata_lr) wrote,
2008-03-04 00:09:00 appassionata_lr
appassionata_lr
2008-03-04 00:09:00

Category:   Тэффи,  «Моя летопись» (Глава «А.И. Куприн»):

«Стихов Куприн вообще не писал, но было у него одно стихотворение, которое он сам любил и напечатал несколько раз, уступая просьбам разных маленьких газет и журналов. В стихотворении этом говорилось о его нежной тайной любви, о желании счастья той, кого он так робко любит, о том, как бросится под копыта мчащихся лошадей и «она» будет думать, что вот случайно погиб славный и «почтительный» старик. Стихотворение было очень нежное, в стиле мопассановского «Forte comme la mort», очевидно, этим романом и навеянное.»

 
«Ты смешон с седыми волосами. ..»
Что на это я могу сказать?
Что любовь и смерть владеет нами?
Что велений их не избежать?
Нет. Я скрою под учтивой маской
Запоздалую любовь мою-
Развлеку тебя забавной сказкой,
Песенку веселую спою.
Локтем опершись на подоконник,
Смотришь ты в душистый, темный сад.
Да. Я видел: молод твой поклонник.
Строен он, и ловок, и богат.
Все твердят, что вы друг другу пара,
Между вами только восемь лет.
Я тебе для свадебного дара
Присмотрел рубиновый браслет. ..,;
Жизнью новой, светлой и пригожей,
Заживешь в довольстве и в любви
Дочь родится на тебя похожей.
Не забудь же, в кумовья зови.
Твой двойник!
Я чувствую заране —
Будет ласкова ко мне она.
В широте любовь не знает граней.
Сказано: «Как смерть она сильна».
И никто на свете не узнает,
Что годами, каждый час и миг,
От любви томится и страдает

Вежливый, внимательный старик.
Но когда потоком жгучей лавы
Путь твой перережет гневный Рок,
Я охотно, только для забавы,
Беззаботно лягу поперек.

• «Центр кочевой цивилизации имени Курманжан Датки»

  «Над чашей жизни прошептать десяток слов на «ы», положить запас кулинарных традиций, добавить жажды творчества по вкусу и тщательно перемешать….»…

• В гости на… склад))

  Кто ходит в гости по утрам, Тот поступает мудро. Известно всем, тарам-парам, На то оно и утро!… Вот и я, в кои то веки выбралась в гости именно…

• Завтрак в банке

  Кролики — одомашненные представители рода зайцевых. Разведение в кулинарных целях этих животных началось с V-VI века. Отдельные государства…

• Remove all links in selection

  Remove all links in selection

  {{ bubble.options.editMode ? ‘Save’ : ‘Insert’ }}

  {{ bubble.options.editMode ? ‘Save’ : ‘Insert’ }}

Photo

Hint http://pics.livejournal.com/igrick/pic/000r1edq

Стихи куприна о любви, ты смешон с седыми волосами

А.

И. Куприн «Навсегда» Тэффи, «Моя летопись» (Глава «А.И. Куприн»):
«Стихов Куприн вообще не писал, но было у него одно стихотворение, которое он сам любил и напечатал несколько раз, уступая просьбам разных маленьких газет и журналов. В стихотворении этом говорилось о его нежной тайной любви, о желании счастья той, кого он так робко любит, о том, как бросится под копыта мчащихся лошадей и «она» будет думать, что вот случайно погиб славный и «почтительный» старик. Стихотворение было очень нежное, в стиле мопассановского «Forte comme la mort», очевидно, этим романом и навеянное.»
«Ты смешон с седыми волосами…»
Что на это я могу сказать?
Что любовь и смерть владеет нами?
Что велений их не избежать?
Нет. Я скрою под учтивой маской
Запоздалую любовь мою-
Развлеку тебя забавной сказкой,
Песенку веселую спою.
Локтем опершись на подоконник,
Смотришь ты в душистый, темный сад.
Да. Я видел: молод твой поклонник.
Строен он, и ловок, и богат.
Все твердят, что вы друг другу пара,
Между вами только восемь лет.
Я тебе для свадебного дара
Присмотрел рубиновый браслет. ..,;
Жизнью новой, светлой и пригожей,
Заживешь в довольстве и в любви
Дочь родится на тебя похожей.
Не забудь же, в кумовья зови.
Твой двойник!
Я чувствую заране —
Будет ласкова ко мне она.
В широте любовь не знает граней.
Сказано: «Как смерть она сильна».
И никто на свете не узнает,
Что годами, каждый час и миг,
От любви томится и страдает
Вежливый, внимательный старик.
Но когда потоком жгучей лавы
Путь твой перережет гневный Рок,
Я охотно, только для забавы,
Беззаботно лягу поперек.

Александр Куприн. Стихотворения

О творчестве Куприна » Ходасевич В.Ф. «Юнкера»
Русская «честная», «передовая» критика, та, что упорно звала писателей «сеять разумное, доброе, вечное» и (надо ей отдать справедливость) сама весьма доблестно занималась тем же, — состояла из людей, разумеется, глубоко порядочных, отчасти даже подвижников. Ее недостатком было лишь то, что, вполне зная толк в добродетели (в особенности гражданской), она несравненно меньше понимала в искусстве. Пожалуй, даже и не хотела знать, ибо всякое художество почитала как бы лишь прикрасою того «разумного, доброго, вечного», которое должно любить без всяких прикрас. Всякое мастерство почитала она напрасной, а то и лишней искусственностью, наивно думая, будто бывает искусство без искусственности. В Пушкине она не отказалась ценить то, что в свой «жестокий век» он «прославил свободу», но, в сущности, не считала его человеком серьезным. Устами Писарева, человека кристальной честности, способного падать в обморок, когда он слышал неправду, — она не постеснялась от Пушкина и отречься. В писателе она умела ценить лишь «идеи». Пушкинские идеи слишком глубоко спрятаны в форме — передовая критика не умела их находить.

Формалисты были людьми противоположной крайности, противоположного заблуждения. Эти хотели исследовать одну только форму, презирая и отметая какое бы то ни было содержание, считая его не более как скелетом или деревянным манекеном для набрасывания формальных приемов. Только эти приемы они и соглашались исследовать: не удивительно, что в глазах Шкловского Достоевский оказался уголовно-авантюрным романистом — не более. Как исследователь литературы Шкловский стоит Писарева. Как нравственная личность Писарев нравится мне гораздо больше.
В действительности форма и содержание, «что» и «как», в художестве нераздельны. Нельзя оценивать форму, не поняв, ради чего она создана. Нельзя проникнуть в «идею» произведения, не рассмотрев, как оно сделано. В «как» всегда уже заключается известное «что»: форма не только соответствует содержанию, не только с ним гармонирует — она в значительной степени его выражает. Формальное рассмотрение вещи всегда поучительно, не только потому, что из такого рассмотрения может быть почерпнут рецепт для создания других вещей (я даже думаю, что на практике такие рецепты слишком часто оказываются неприложимы), но и потому, что здесь, отсюда, с этой стороны порой открывается самая сердцевина произведения, самая подлинная его «философия». В искусстве ничто не случайно. Иногда одна маленькая подробность, чисто формальная и с первого взгляда как будто даже незначительная, несущественная, оказывается ключом ко всему замыслу, тем концом нитки, потянув за который мы разматываем весь «философический» клубок. Это вовсе не значив, что в данном произведении заключен какой-то ребус, который читатель должен разгадывать, причем автор лукаво спрашивает: разгадаешь или не разгадаешь? Это значит лишь то, что форма довлеет содержанию, что мысль художника ищет выразить себя в форме и иначе, как в данной форме, не может быть им выражена. Художник выражает мир таким, каким он ему видится, а что значит такое видение — это, быть может, ему самому не более ясно, чем его читателю. Читатель может «открыть» в произведении больше, чем автор сознательно хотел выразить. Критик есть только внимательный читатель. Критик порою тянет за конец нитки — и вычитывает то, что, пожалуй, будет новостью для самого автора, хотя эта новость, несомненно, заключена в произведении.

В «Юнкерах» Куприна {А. Куприн. Юнкера. Роман. Изд-во «Возрождение». Париж, 1933. Стр. 326.} таким концом нитки мне представляется подзаголовок: «Роман». Да не посетует на меня автор, если я, потянув за этот конец, при помощи объективного рассуждения попробую вытянуть из «Юнкеров» то, что в них вложено лишь инстинктом автора и, может быть, им самим не было до конца сознано. Мое рассуждение будет формально, но тем-то и драгоценна форма, что в ней выражается та последняя, та самая сокровенная мысль художника, которая в одном только содержании не может быть выражена. Она выражается на пересечении содержания с формой.
Что такое роман? В сущности, мы не имеем точного определения этой формы литературного творчества. Как бы, однако, ни определять его, существенным и бесспорным признаком романа во всяком случае окажется наличие единой, планомерно развивающейся фабулы, основанной на столкновении интересов, страстей, характеров между довольно значительным числом персонажей. Вот этого-то единства фабулы мы в «Юнкерах» и не встретим прежде всего. Имеется, в сущности, единственный герой, юнкер Александров. В книге рассказано его пребывание в юнкерском училище, показан ряд его увлечений, сердечных, литературных и других, намечен ряд впечатлений, им выносимых из жизни, но все события и все встречи с людьми, в конце концов, оказываются совершенно эпизодическими. Люди, появляющиеся, скажем, на первых страницах, затем исчезают, чтобы уже не появиться ни на одной из последующих. Сыграв известную роль в развитии одного эпизода, они уже не влияют на ход дальнейших. Отдельные эпизоды и персонажи порою описаны чрезвычайно подробно — однако ж, эти подробности оказываются несущественны для развития фабулы. Персонажи, связанные с главным действующим лицом, сплошь и рядом не связаны между собою, сплошь и рядом не знают ничего друг о друге. Отдельные частности, выписанные вполне колоритно, затем, в свою очередь, исчезают бесследно, никак не связываясь с ходом действия. Кажется, Чехов сказал, что если в рассказе, романе или повести упоминается ружье, то оно должно рано или поздно выстрелить — иначе оно не должно упоминаться. В «Юнкерах» — великое множество таких нестреляющих ружей: людей и событий, в смысле сюжетосложения вовсе не нужных. Больше того: из «Юнкеров» можно, кажется, вынуть любой эпизод или любое действующее лицо — без ущерба для того, что можно бы назвать единством действия. В конце концов, приходится прийти к выводу, что Куприн написал роман без фабулы — то есть нечто, до чего не доходил и самый бесфабульный из русских (и, вероятно, не только русских) писателей — Чехов.
Спрашивается в таком случае: да верно ли, что «Юнкера» — роман? Не вернее ли будет назвать их просто повествованием о некоем юнкере, в которого, может быть, заложены некоторые черты автобиографические, или рядом воспоминаний об Александровском юнкерском училище и о Москве восьмидесятых годов прошлого века? Сделать это, конечно, можно. Тот, кто сделает это, кто мысленно отбросит подзаголовок «роман», — по-своему будет прав, тем более что, на первый взгляд, вовсе ведь даже и не существенно и не важно, зовется ли книга романом, автобиографией, мемуарами или еще как-нибудь. Но правота эта будет узкая, односторонняя, непроникновенная, замена же слова «роман» каким-нибудь другим словом тотчас скажется на восприятии читаемой книги и помешает понять ее «философию».
«Философия» эта, пожалуй, не заключает в себе никакой особенной глубины или остроты. Но она чрезвычайно существенна для понимания того лирического импульса, которым создана книга. Куприным пройден немалый писательский путь. Писал он рассказы, повести, романы, в которых единство фабулы соблюдалось строго, «лишних» людей и событий не было, все ружья стреляли, где им полагается. И вот — захотел написать нечто такое, в чем все эти законы романического писания были бы не только нарушены, но просто как-то выброшены за борт. И весьма знаменательно, совсем не случайно и, конечно, уж вовсе не по теоретико-литературному недоразумению эту вещь он все же назвал романом. Что это значит? Это значит, что для художника, много видевшего, много творившего, сама жизнь, в ее случайной, непреднамеренной пестроте, в мелькании людей и событий, как будто ничем не связанных, — порой вдруг открывается как некое внутреннее единство, не разрушаемое кажущейся разрозненностью. Куприн словно бы говорит: вот вам жизнь, как она течет в своей кажущейся случайности; вот жизнь, как будто лишенная той последовательной целесообразности, которую придает ей в романе сознательная воля автора; но и без видимой целесообразности, она сама собою слагается в нечто единое и закономерное; все случайно и мимолетно в жизни простоватого, но милого юнкера, — а глядишь — получается нечто цельное, как роман.
Вот если мы хорошо поймем эту философию книги, то нам откроется и то подлинное, очень тонкое, смелое мастерство, с которым Куприн пишет «Юнкеров» как будто спустя рукава. Мы поймем, что кажущаяся эпизодичность, кажущаяся небрежность и кажущаяся нестройность его повествования в действительности очень хорошо взвешены и обдуманы. Простоватость купринской манеры на этот раз очень умна и, быть может, даже лукава. Куприн как будто теряет власть над литературными законами романа — на самом же деле он позволяет себе большую смелость — пренебречь ими. Из этого смелого предприятия он выходит победителем. Единство фабулы он мастерски подменяет единством тона, единством того добродушного лиризма, от которого мягким, ровным и ласковым светом вдруг озаряется нам стародавняя, несколько бестолковая, но веселая Москва, вся такая же, в сущности, милая и чистосердечная, как шагающий по ее оснеженным улицам юнкер Александров.
«Юнкера». — В. 1932. 8 декабря.
Даниил Серебряный 21.10.2016 16:53 Заявить о нарушении

КУПРИНАлександр Иванович(род. в 1940 г.)

Биография Произведения Литература о жизни и творчестве Избранное

Биография

Однофамилец известного русского писателя-классика А. И. Куприн — поэт-лирик. Он публикует также журналистские материалы в ставропольских газетах.
Родился 11 ноября 1940 года в селе Каново Курского района. Отец погиб на фронте в первый год войны. Когда он заканчивал семилетку, трагически погибла мама, оставив его с 3-хлетним братом Виктором сиротами.
Младшего определили в школу-интернат в селе Советском, а Сашу направили в Старопавловский детский дом, где он и окончил среднюю школу.
После школы Куприн поступил в Пятигорский сельскохозяйственный техникум (ныне аграрный колледж) по специальности гидромелиорация. Специальность далекая от поэзии, но в ней была своя романтика. Вокруг кипели большие стройки, все были полны энтузиазма и устремлены в будущее.
Первое место работы — проектный институт «Севкавгипроводхоз». Его руководство впоследствии помогло Куприну издать первую книгу стихов. Из института он ушел в армию, отслужил и вернулся на прежнюю работу.
Куприн всегда вел активную общественную работу, его заметили и направили на комсомольскую — был секретарем комитета комсомола треста «Пятигорскстрой». О делах молодежи треста тогда писали даже центральные газеты. Затем он работал на комбинате «Росторгмонтаж», а позже 17 лет проработал директором Пятигорского кинотеатра «Космос». Центральный кинотеатр курортного города пережил трудные времена, но выжил, благодаря его прозорливости, предприимчивости, увлеченности делом.
Стихи начал сочинять еще в школьные годы и продолжал создавать их всю свою жизнь, хотя относился к этому только как к большому и страстному увлечению. После армии он показал «пробы пера» Наталье Капиевой. Она дала стихам высокую оценку, а когда один из известных литераторов прочел их и сказал: «Надо обязательно выпустить книгу!» — Куприн решился, и вскоре вышла его первая книга «Тепло святой земли». Так родился поэт Александр Куприн.
В 2004 году А. И. Куприн был принят в Союз писателей России.
В 2004 году на отчетно-выборном собрании А. И. Куприн был избран председателем правления Ставропольского отделения Союза писателей России. Уникальный случай — впервые за всю историю краевой писательской организации ее возглавил пятигорчанин, человек с КМВ.

Библиография

1. Куприн, А. И. Девочка Гиляна: сказка-быль / А. И. Куприн, ил. И. М. Аксенова. — Новопавловск: Кировская районная типография, 2000. — 16 с.: ил.
2. Куприн, А. Житейское море / А. Куприн. — Пятигорск: МИЛ, 2000.
3. Куприн, А. Морегоры: стихи / А. Куприн. — Пятигорск: МИЛ, 2002.
4. Куприн, А. И. Рукопожатие: стихи, песни, новеллы / А. И. Куприн. — Пятигорск: МИЛ, 2002. — 68 с.: ил.
5. Куприн, А. Сад любви моей: стихи / А. Куприн — Новопавловск: Кировская районная типография, 2005. — 168 с.
6. Куприн, А. И. Тепло святой земли: стихи из неопубликованных ранее / А. И. Куприн. — Пятигорск: Сев. — Кавказ. Изд-во «МИЛ», 1998. — 64 с. — (Кавказский Парнас).

>Газетно-журнальные публикации

1. Куприн, А. Мамам, папам, малышам: стихи / А. Куприн // Кавказская здравница. — 2001. — 16 февраля. — С. 4.

Литература о жизни и творчестве

1. Павленко, С. На крыльях души / С. Павленко // Кавказская здравница. — 2001. — 10 февраля.
2. Танасьев, В. Творческий потенциал Куприна / В. Танасьев // Кавказская здравница. — 2004. — 24 ноября. — С. 4.
3. Чеботарева, А. На волнах «Житейского моря» / А. Чеботарева // Пятигорская правда. — 2000. — 17 октября. — С. 4.

Избранное

Пятигорск — целитель мой

(Юрию Васильеву)

Наши годы лихо мчатся,
Оставляя зримый след.
Город мой, хочу признаться,
Что тебя роднее нет.

В ожерелье гор Кавказских,
Вскинув Вышку в облака,
Ты стоишь как-будто в сказке
У подножий Машука.

Сколько света и простора!
Под счастливою звездой
Ты обрел себя, мой город,
Заодно и я с тобой!

Облик твой сияет новью
И чарует красотой.
Ты заботой и любовью
Окрыляешь, город мой.

Вот Эол ударил в струны.
Пятигорск — целитель мой!
Ты не древний и не юный,
Ты на зависть молодой.

Моя Россия

И в час закатный, и рассветный
Люблю тебя, родимый край.
Твой аромат земли приветный,
Веселый гомон птичьих стай.

Люблю.
И верую, Отчизна,
В твою державность светлых сил,
Чтоб образ твой
Без укоризны
В сердца лишь радость приносил.

Люблю.
Надеюсь, —
Коль посмеет
Судьба войти ко мне с бедой,
Меня спасет
И обогреет
Тепло земли моей святой.

Яблочное детство

Давным-давно воды немало
В той речке детства утекло.
А мне, как прежде здесь бывало,
Под крышей общею тепло.

Все так же сад раскинул руки.
И след мальчишек от него.
И те ж чарующие звуки
На тропках детства моего.

И никуда уже не деться —
Я этой памятью живу.
И наше яблочное детство
Ко мне приходит наяву.

Оно приходит звонким смехом
Моих взрослеющих детей.
И отдается чудным эхом
В душе восторженной моей.

Наш дом

Заброшу к черту все дела
И в детский дом приеду.
И, где сирень в саду цвела,
Мы поведем беседу.

Как ребятня наперебой:
«Ты помнишь то?»,
«Я это…»
И будем мы бродить с тобой
До самого рассвета.

Пройдем вокруг,
Не торопясь.
Заглянем в наше детство.
И будем,
Плача и смеясь,
Глядеть,
Не наглядеться!

Года пройдут,
Но мы с тобой
Наш дом не позабудем.
И с побелевшей головой
Верны друг другу будем.

Илья Репин «Читающая девушка».
Тэффи, из книги «Моя летопись» (Глава «А. И. Куприн»):
«Стихов Куприн вообще не писал, но было у него одно стихотворение, которое он сам любил и напечатал несколько раз, уступая просьбам разных маленьких газет и журналов. В стихотворении этом говорилось о его нежной тайной любви, о желании счастья той, кого он так робко любит, о том, как бросится под копыта мчащихся лошадей и «она» будет думать, что вот случайно погиб славный и «почтительный» старик. Стихотворение было очень нежное, в стиле мопассановского «Forte comme la mort», очевидно, этим романом и навеянное.»
«Ты смешон с седыми волосами…»
Что на это я могу сказать?
Что любовь и смерть владеет нами?
Что велений их не избежать?
Нет. Я скрою под учтивой маской
Запоздалую любовь мою-
Развлеку тебя забавной сказкой,
Песенку веселую спою.
Локтем опершись на подоконник,
Смотришь ты в душистый, темный сад.
Да. Я видел: молод твой поклонник.
Строен он, и ловок, и богат.
Все твердят, что вы друг другу пара,
Между вами только восемь лет.
Я тебе для свадебного дара
Присмотрел рубиновый браслет. ..,;
Жизнью новой, светлой и пригожей,
Заживешь в довольстве и в любви
Дочь родится на тебя похожей.
Не забудь же, в кумовья зови.
Твой двойник!
Я чувствую заране —
Будет ласкова ко мне она.
В широте любовь не знает граней.
Сказано: «Как смерть она сильна».
И никто на свете не узнает,
Что годами, каждый час и миг,
От любви томится и страдает
Вежливый, внимательный старик.
Но когда потоком жгучей лавы
Путь твой перережет гневный Рок,
Я охотно, только для забавы,
Беззаботно лягу поперек.
Поддержка блога: Терра Принт — Отличное полиграфическое оборудование, офисная техника. Продажа и обслуживание.

Куприну

Из-за забора вылезла луна
И нагло села на крутую крышу.
С надеждой, верой и любовью слышу.
Как запирают ставни у окна.
Луна!

О, томный шорох темных тополей,
И спелых груш наивно-детский запах!
Любовь сжимает сердце в цепких лапах,
И яблони смеются вдоль аллей.
Смелей!

Ты там, как мышь, притихла в тишине?
Не взвизгивает дверь пустынного балкона,
Белея и шумя волнами балахона,
Ты проскользнешь, как бабочка, ко мне,
В огне…

Да, дверь поет. Дождался, наконец.
А впрочем хрип, и кашель, и сморканье,
И толстых ног чужие очертанья —
Все говорит, что это твой отец.
Конец.

О, носорог! он смотрит на луну,
Скребет бока, живот и поясницу
И придавив до плача половицу,
Икотой нарушает тишину.
Ну-ну…

Потом в туфлях спустился в сонный сад,
В аллеях яблоки опавшие сбирает,
Их с чавканьем и хрустом пожирает
И в тьму впирает близорукий взгляд.
Назад!
К стволу с отчаяньем и гневом я приник.
Застыл, молчу, а в сердце кастаньеты…
Ты спишь, любимая? конечно, нет ответа,
И не уходит медленный старик —
Привык!

Мечтает… гад! садится на скамью…
Вокруг забор, а на заборе пики.
Ужель застряну и в бессильном крике
Свою любовь и злобу изолью?!
Плюю…

Луна струит серебряную пыль.
Светло прости!.. в тоске пе-ре-ле-за-ю,
Твои глаза заочно ло-бы-за-ю
И с тррреском рву штанину о костыль.
Рахиль!

Как мамонт бешеный, влачился я, хромой.
На улицах луна и кружево каштанов…
Будь проклята любовь вблизи отцов тиранов!
Кто утолит сегодня голод мой?
Домой!..

Саша Черный

*****

Стихотворение к произведению А.И. Куприна «Слон»

У маленькой Нади тяжелый недуг.
И маленькой Нади не надо подруг.
Ей ночью приснился загадочный сон,
Как будто в квартире её живет слон.
Он очень красивый, он очень большой
И сильный, и милый, и добрый такой!
И папу просила тихонько она,
Чтоб он подарил ей такого слона.
А папа исполнил волшебный тот сон:
В квартиру доставлен был сказочный слон.
И глазки у Наденьки ожили вдруг.
И прочь отступил её тяжкий недуг!

Бурякова Татьяна

Библиомир-ОК!: Александр Куприн: Стихи

Навсегда

(В альбом Т. И. Алексинской)

Ты смешон с седыми волосами…

Что на это я могу сказать?

Что любовь и смерть владеют нами?

Что велений их не избежать?

Нет, я скрою под учтивой маской

Запоздалую любовь мою,

Развлеку тебя забавной сказкой,

Песенку веселую спою.

Локтем опершись на подоконник,

Смотришь ты в душистый темный сад…

Да, я видел: молод твой поклонник,

Строен он, и ловок, и богат.

Все твердят, что вы друг другу пара,

Между вами только восемь лет.

Я тебе для свадебного дара

Приобрел рубиновый браслет.

Жизнью новой, светлой и пригожей,

Заживешь в довольстве и любви.

Дочь родится на тебя похожей,

Не забудь же, в кумовья зови.

Твой двойник! Я чувствую заране:

Будет ласкова ко мне она.

В широте любовь не знает граней:

Сказано — как смерть она сильна.

И никто на свете не узнает,

Что годами, каждый час и миг,

От любви томится и сгорает

Вежливый, почтительный старик.

Но когда потоком жаркой лавы

Путь твой перережет гневный рок,

Я с улыбкой, точно для забавы,

Беззаботно лягу поперек.

На самом деле, писать стихи Куприн стал еще во Втором Кадетском корпусе в Москве, в печати выступил впервые в 1889 году. И слава Богу, что как прозаик — поплатился за это лишь двумя сутками карцера, за стихи юнкерам давали больше. В те же годы пробовал перо как переводчик. Потом поэзию оставил.
Издав в 1912-1915 годах девятитомное «Полное собрание сочинений», Куприн стал вновь от случая к случаю переводить стихи (с)

В октябре 1919 года Куприн уехал в Эстонию, затем – в Финляндию, где жил до июля 1920 года: этим временем датированы перепечатки его переводов из современной финской поэзии.

ЭЙНО ЛЕЙНО
(1878-1926)

* * *
Полумесяц сияет таинственный,
Воздух вешний ничем не тревожим…
Нам расстаться пора, друг единственный,
Но расстаться не можем… не можем…

Ветер нежный шевелит украдкою
Ароматной листвою березы…
Сердце чует, с тревогою сладкою:
Близки летние, жаркие грозы.

ВЕЙККО КОСКЕННИЕМИ
(1885-1962)

НА КЛАДБИЩЕ
Не сомкнет своих усталых глаз
Ночь июньская, на землю опускаясь.
А цветы кладбища в этот час
Чутко дремлют, в думу погружаясь.

Счастье, счастье… Все, чем жизнь полна,
Все звучит здесь позабытой сказкой.
Нежная склонилась тишина
Надо мною с материнской лаской.

Чую я внимательной душой,
Как проходит мимо чрез кладбище
Та, что и меня возьмет с собой
В вечное спокойное жилище.

Пусть нам даны не навсегда — Грибоедов. Полный текст стихотворения — Пусть нам даны не навсегда

Пусть нам даны не навсегда — Грибоедов. Полный текст стихотворения — Пусть нам даны не навсегда

Александр Грибоедов

Пусть нам даны не навсегда
И жизнь, и жизни наслажденье,
Пусть как падучая звезда
Краса блестит одно мгновенье,
Да будет так! Закон богов
Без ропота благословляю,
А все на путь мой я цветов,
Как жизнь минутных, рассыпаю. Год написания: без даты

Теги:

Александр Грибоедов

Александр Грибоедов был дипломатом и лингвистом, историком и экономистом, музыкантом и композитором. Но главным делом своей жизни он считал литературу. «Поэзия! Люблю ее без памяти страстно, но любовь достаточна ли, чтобы себя прославить? И наконец, что слава?» — писал в дневнике Александр Грибоедов.

{«storageBasePath»:»https://www.culture.ru/storage»,»services»:{«api»:{«baseUrl»:»https://www.culture.ru/api»,»headers»:{«Accept-Version»:»1.0.0″,»Content-Type»:»application/json»}}}}

Мы ответили на самые популярные вопросы — проверьте, может быть, ответили и на ваш?

• Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день
• Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»
• Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?
• Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?
• Как предложить событие в «Афишу» портала?
• Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?

Подписался на пуш-уведомления, но предложение появляется каждый день

Мы используем на портале файлы cookie, чтобы помнить о ваших посещениях. Если файлы cookie удалены, предложение о подписке всплывает повторно. Откройте настройки браузера и убедитесь, что в пункте «Удаление файлов cookie» нет отметки «Удалять при каждом выходе из браузера».

Хочу первым узнавать о новых материалах и проектах портала «Культура.РФ»

Подпишитесь на нашу рассылку и каждую неделю получайте обзор самых интересных материалов, специальные проекты портала, культурную афишу на выходные, ответы на вопросы о культуре и искусстве и многое другое. Пуш-уведомления оперативно оповестят о новых публикациях на портале, чтобы вы могли прочитать их первыми.

Мы — учреждение культуры и хотим провести трансляцию на портале «Культура.РФ». Куда нам обратиться?

Если вы планируете провести прямую трансляцию экскурсии, лекции или мастер-класса, заполните заявку по нашим рекомендациям. Мы включим ваше мероприятие в афишу раздела «Культурный стриминг», оповестим подписчиков и аудиторию в социальных сетях. Для того чтобы организовать качественную трансляцию, ознакомьтесь с нашими методическими рекомендациями. Подробнее о проекте «Культурный стриминг» можно прочитать в специальном разделе.

Электронная почта проекта: [email protected]

Нашего музея (учреждения) нет на портале. Как его добавить?

Вы можете добавить учреждение на портал с помощью системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши места и мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После проверки модератором информация об учреждении появится на портале «Культура.РФ».

Как предложить событие в «Афишу» портала?

В разделе «Афиша» новые события автоматически выгружаются из системы «Единое информационное пространство в сфере культуры»: all.culture.ru. Присоединяйтесь к ней и добавляйте ваши мероприятия в соответствии с рекомендациями по оформлению. После подтверждения модераторами анонс события появится в разделе «Афиша» на портале «Культура.РФ».

Нашел ошибку в публикации на портале. Как рассказать редакции?

Если вы нашли ошибку в публикации, выделите ее и воспользуйтесь комбинацией клавиш Ctrl+Enter. Также сообщить о неточности можно с помощью формы обратной связи в нижней части каждой страницы. Мы разберемся в ситуации, все исправим и ответим вам письмом.

Если вопросы остались — напишите нам.

Пожалуйста подтвердите, что вы не робот

Войти через

или

для сотрудников учреждений культуры

Системное сообщение

Ошибка загрузки страницы. Повторите попытку позже, либо воспользуйтесь другим браузером.
Спасибо за понимание!

Мы используем сookie

Во время посещения сайта «Культура.РФ» вы соглашаетесь с тем, что мы обрабатываем ваши персональные данные с использованием метрических программ. Подробнее.

Вечер-память «Уходящий берег Крыма он запомнил навсегда»

Здравствуйте, уважаемые читатели!

30 марта мы отмечаем День рождения русского поэта, Донского казака, офицера русской и белой армий, участника Первой мировой, Гражданской и Второй мировой войн, уроженца станицы Старочеркасской Николая Николаевича Туроверова.

Имя Николая Туроверова, несмотря на множество посвященных ему публикаций, фильмов и телепередач, до сих пор, увы, известно в России далеко не каждому. Донской казак, покинувший Крым вместе с последними частями Врангеля, он с потрясающей силой воспел родные степи и станицы, выразил трагедию изгнания и ужасы Гражданской войны. Почти всю жизнь провел во Франции, но трудно найти другого поэта, который бы столь же пронзительно писал о Родине. Николай Николаевич точно знал, что никогда больше ее не увидит, и тем не менее ярко, зримо, точно воссоздавал в стихах ее образ.

Казачий Есенин
Все те же убогие хаты,
И так же не станет иным
Легко уходящий в закаты
Над хатами розовый дым.

Как раньше, при нашем отъезде,
Все так же в российской ночи
Мерцают полярных созвездий
В снегах голубые лучи

Возможно ли мучительную ностальгию, тоску по несчастной, бесконечно любимой Отчизне передать еще более выразительно, проникновенно…

Известный композитор Игорь Матвиенко создал на стихи Туроверова песню, которую тут же спели дуэтом Николай Расторгуев и Никита Михалков. Многие россияне впервые соприкоснулись с берущими за душу строками: «Уходили мы из Крыма/ Среди дыма и огня,/ Я с кормы все время мимо/ В своего стрелял коня». Это было одно из самых популярных стихотворений в русской эмигрантской среде XX столетия. В СССР таким строфам, сочиненным самым настоящим белогвардейцем, разрешения к печати не могло быть в принципе.

Зарубежные соотечественники Николая Николаевича боготворили, правда, критики-эстеты с подозрением относились к его мощному, яркому таланту — слишком далек он был от декадентского наследия Серебряного века. В то же время сотни тысяч казаков, бывших белых офицеров и солдат, священников, представителей других социальных слоев исчезнувшей Империи переписывали эти стихи от руки, читали детям. Недаром Туроверова называли «казачьим Есениным», а также «Бояном казачества».

Как счастлив я, когда приснится
Мне ласка нежная отца,
Моя далекая станица
У быстроводного Донца.

…И слез невольно сердце просит,
И я рыдать во сне готов,
Когда вновь слышу в спелом просе
Вечерний крик перепелов.

Автор этих строк родился в марте 1899 года на Дону, возле Старочеркасска, в Манково-Березово. Семья принадлежала к старинному, чтившему традиции казачьему роду.

Утопающая в зелени станица Каменская — именно здесь в 1917-м будущий стихотворец оканчивает семь классов реального училища, а в школьном журнале «К свету» публикует свой первый стих «Откровение».

В отряде полковника В. Чернецова. 1918С началом Первой мировой становится не до учебы. Николай, следуя законам казачьей чести, поступает в Лейб-гвардии Атаманский Его Императорского высочества наследника цесаревича полк. С ранней юности начальные этапы российской Голгофы он проходит под свист пуль. В сентябре 1917-го за мужество в бою его производят в урядники, а после командируют на Дон, где зачисляют в Новочеркасское военное училище. Получить здесь офицерское звание ему не суждено. Николай Туроверов приходит в отряд легендарного партизанского командира Василия Чернецова. Затем — плен, освобождение, участие в битвах, ранения…

Далее — Степной поход, возвращение в Новочеркасск, жестокие схватки, отступление под ударами красных на Кубань, Новороссийск и Крым, откуда вместе с частями Врангеля приходится покинуть страну на одном из последних пароходов — как выяснилось, навсегда.

Мы шли в сухой и пыльной мгле,
По раскаленной крымской глине,
Бахчисарай, как хан в седле,
Дремал в глубокой котловине.

И в этот день в Чуфут-Кале,
Сорвав бессмертники сухие,
Я выцарапал на скале:
«Двадцатый год — прощай, Россия».

А в продолжение печально-трагической темы:

Помню горечь соленого ветра,
Перегруженный крен корабля,
Полосою синего фетра
Исчезала в тумане земля.

Но ни криков, ни стонов, ни жалоб,
Ни протянутых к берегу рук.
Тишина переполненных палуб
Напряглась, как натянутый лук.

Известный ростовский исследователь казачества Константин Хохульников, много сделавший для того, чтобы Туроверова узнали на Родине, составил перечень наград (и «наград» — увечий), полученных им за время Гражданской. Список — более чем внушительный: пять раз был ранен, удостоен Георгиевской медали 4-й степени; ордена Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость»; Св. Анны 3-й степени, Св. Станислава 3-й степени. А кроме этого — знак Степного похода и значок партизанского отряда В. М. Чернецова.

На борт парохода Туроверов поднялся вместе с красавицей-женой Юлией Грековой, тоже принадлежавшей к древнему казачьему роду. Они жили с другими казаками на греческом острове Лемнос — в палатках, в холоде и голоде. Потом отправились на Балканы. А в 1921-м родилась их единственная дочь Наталья.

В той части Королевства сербов, хорватов и словенцев проходил прежде Солоникский фронт, оставивший после себя множество мин, боеприпасов, брошенного оружия. Казаки с риском для жизни собирали эти трофеи. Туроверову предстояли изнурительные работы на мельницах и лесозаготовках. На руках была маленькая дочка, и требовалось не только выжить самому, но и прокормить семью.

С появлением в Европе огромной армии русских изгнанников стали возникать эмигрантские издания: большие журналы, газеты, печатные листки; тиражами в тысячи экземпляров и малые, однодневки. И вот в изданиях беженцев-станичников, а потом в болгарской газете «Казачьи думы» начинают появляться чудесные стихи, которые сразу же обращают на себя всеобщее внимание. Строки Туроверова несли нечто большее, чем красивую поэзию. На глазах эмигрантов родился художник слова национального масштаба.

В начале 1925-го поэт подал документы на поступление в Парижский университет и переехал в столицу Франции. Сначала пришлось работать на рынке, носильщиком, затем — в банке «Диас», где он прослужил почти сорок лет и считался олицетворением честного отношения к своему труду.

Здесь его талант развернулся в полную силу. «Казачьи думы», «Станица», «Родимый край», «Возрождение», «Россия»… Множество изданий с удовольствием публиковали стихи молодого казака, даже выпускавшиеся исключительно либерально настроенными деятелями культуры «Современные записки».

Названия статей, которые он публиковал на страницах, пожалуй, основного казачьего издания в зарубежье «Станица», говорят сами за себя: «Державинское послание к казакам», «Платов и его английские изображения», «Казаки в изображении иностранных художников», «Гоголь — Репин — Запорожцы», «Дочь Платова»…

А еще Туроверов был одним из руководителей «Кружка казаков-литераторов», много лет возглавлял «Казачий Союз», издавал «Казачий альманах».

В одной из записок Николай Николаевич о себе обронил: участвовал в «трех войнах, застав Первую мировую». В последний раз он пошел воевать в 1939-м в составе французского Иностранного легиона, как когда-то в Атаманский полк — добровольцем. За мужество ипрофессиональные навыки был назначен командиром эскадрона 1-го Кавалерийского полка.

Почти два года сражался в Африке, создав при этом изумительный, эдакий гумилевский цикл.

Все равно, куда судьба ни кинет,
Нам до гроба будет сниться сон:
В розоватом мареве пустыни
Под ружьем стоящий легион.

Туроверов боготворил тезку-предшественника, считал произведения Гумилева и, естественно, Пушкина недосягаемыми вершинами в поэзии. А еще чрезвычайно ценил Ахматову.

До войны у него вышло три сборника, четвертый увидел свет в занятом немцами Париже, где поэт провел все годы оккупации. Однако — в отличие от некоторых своих товарищей — никогда не переносил ненависть к поломавшей их жизни Советской власти на Родину. В 1944-м на литературном вечере в Русской консерватории прочел стихотворение «России», и присутствовавшие были в шоке. Видать, так никто и не объяснил фашистам, что значили строки:

Тебе не страшны голод и пожар,
Тебе всего уже пришлось отведать,
И новому ль нашествию татар
Торжествовать конечную победу.

В марте 1946-го им был организован Кружок любителей русской военной старины, в 1947-м благодаря его усилиям появился одноименной сборник. Там были опубликованы две его статьи — «Кое-что из Суворовской старины» и «Иностранцы-современники о русской армии Екатерининской эпохи». Александр Суворов всегда оставался его любимым героем.

Николай Николаевич потерял жену. Продолжал, как и прежде, много работать, возглавлял «Казачий Союз», организовывал полковые праздники, выпускал казачьи издания и, конечно, писал стихи. Последний сборник вышел в 1965-м.

На закате дней тяжело болел, дело дошло до ампутации ноги, но сдаваться было не в правилах этого удивительного человека. Хотя силы оказались не беспредельны.

«Общество ревнителей русской военной старины с глубоким прискорбием извещает о кончине 23 сентября 1972 г. одного из основателей общества, подъесаула Лейб-гвардии Атаманского полка Николая Николаевича Туроверова, талантливого поэта и доблестного воина», — сообщалось в товарищеском некрологе. Замечательного казака похоронили на всем известном русском кладбище в Париже, в одной могиле с супругой. Через несколько лет там упокоилась и их дочь Наталья.

А все им сделанное продолжает жить и поныне. Превосходные стихи находят все новых и новых почитателей.

Мероприятие подготовила Кузавкова Ю.А.

Александр Куприн — биография, личная жизнь, фото, книги, причина смерти и последние новости

Биография

Александр Иванович Куприн – знаменитый писатель, классик русской литературы, наиболее значительными произведениями которого являются «Юнкера», «Поединок», «Яма», «Гранатовый браслет» и «Белый пудель». Также высоким искусством считаются короткие рассказы Куприна о русском быте, об эмиграции, о животных.

Писатель Александр Куприн

Александр родился в уездном городе Наровчате, который расположен в Пензенской области. Но детство и юность писателя прошли в Москве. Дело в том, что отец Куприна, потомственный дворянин Иван Иванович умер через год после его рождения. Матери Любови Алексеевне, также происходящей из знатного рода, пришлось перебираться в крупный город, где ей было значительно проще дать сыну воспитание и образование.

Уже в 6 лет Куприна определили в Московский Разумовский пансион, который действовал по принципу сиротского интерната. Через 4 года Александра перевели во Второй Московский кадетский корпус, по окончании которого юноша поступает в Александровское военное училище. Выпускался Куприн в чине подпоручика и служил ровно 4 года в Днепровском пехотном полку.

Александр Куприн в детстве

После отставки 24-летний молодой человек уезжает в Киев, затем в Одессу, Севастополь и другие города Российской Империи. Проблема была в том, что у Александра отсутствовала какая-либо гражданская специальность. Только после знакомства с Иваном Буниным ему удается найти постоянную работу: Куприн отправляется в Санкт-Петербург и устраивается в «Журнал для всех». Позднее он обустроится в Гатчине, где во время Первой мировой войны за свой счет будет содержать военный госпиталь.

Александр Куприн с энтузиазмом воспринял отречение от власти царя Николая II. После прихода большевиков даже лично обращался к Владимиру Ленину с предложением издавать специальную газету для деревни «Земля». Но вскоре, увидев, что новая власть навязывает стране диктатуру, полностью разочаровался в ней.

Александр Куприн в молодости

Именно Куприну принадлежит уничижительное название Советского Союза – «Совдепия», которое прочно войдет в жаргон. Во время гражданской войны примкнул добровольцем к Белой армии, а после крупного поражения уехал за границу – сначала в Финляндию, а затем во Францию.

К началу 30-х годов Куприн погряз в долгах и не мог обеспечивать своей семье даже самого необходимого. К тому же писатель не нашел ничего лучше, как искать выход из сложной ситуации в бутылке. В итоге единственным решением стало возвращение на родину, которое в 1937 году поддержал лично Иосиф Сталин.

Книги

Писать Александр Куприн начал еще на последних курсах кадетского корпуса, причем первые пробы пера были в стихотворном жанре. К сожалению, свою поэзию писатель так никогда и не издавал. А первым напечатанным его рассказом оказался «Последний дебют». Позднее в журналах выходила его повесть «Впотьмах» и ряд рассказов на военную тематику.

Вообще теме армии у Куприна отводится много места, особенно в раннем творчестве. Достаточно вспомнить его знаменитый автобиографический роман «Юнкера» и предшествующую ему повесть «На переломе», также издававшуюся как «Кадеты».

Писатель Александр Куприн

Рассвет Александра Ивановича как писателя пришелся на начало 20-го века. Выходили ставший позднее классикой детской литературы рассказ «Белый пудель», воспоминания о путешествии в Одессу «Гамбринус» и, вероятно, самое популярное его произведение — повесть «Поединок». Тогда же увидели свет и такие творения, как «Жидкое солнце», «Гранатовый браслет», рассказы о животных.

Отдельно нужно сказать об одном из самых скандальных произведений русской литературы того периода – повести «Яма» о жизни и судьбах российских проституток. Книга была нещадно раскритикована, как ни парадоксально, за «чрезмерный натурализм и реализм». Первое издание «Ямы» было изъято из печати как порнографическое.

Книги Александра Куприна

В эмиграции Александр Куприн писал очень много, практически все его произведения пользовались популярностью у читателей. Во Франции он создал четыре крупных работы — «Купол святого Исаакия Далматского», «Колесо времени», «Юнкера» и «Жанета», а также большое количество коротких рассказов, в том числе философскую притчу о красоте «Синяя звезда».

Личная жизнь

Первой женой Александра Ивановича Куприна была юная Мария Давыдова, дочь известного виолончелиста Карла Давыдова. Брак просуществовал всего пять лет, но за это время у супругов родилась дочь Лидия. Судьба этой девочки была трагической – она умерла вскоре после родов сына в возрасте 21 года.

Александр Куприн и его жена Елизавета

Со второй женой Елизаветой Морицовной Гейнрих писатель обвенчался в 1909 году, хотя они жили вместе к тому моменту уже два года. У них появилось две дочери – Ксения, ставшая впоследствии актрисой и моделью, и Зинаида, скончавшаяся в три годика от сложной формы воспаления легких. Супруга же пережила Александра Ивановича на 4 года. Она покончила с собой во время блокады Ленинграда, не выдержав постоянных бомбежек и бесконечного голода.

Александр Куприн с семьей

Так как единственный внук Куприна Алексей Егоров погиб из-за ранений, полученных в ходе Второй мировой войны, то род знаменитого писателя прервался, и сегодня его прямых потомков не существует.

Смерть

Александр Куприн возвращался в Россию уже с сильно подорванным здоровьем. У него была зависимость от алкоголя, плюс пожилой человек быстро терял зрение. Писатель рассчитывал, что на родине сможет вернуться к трудовой деятельности, но состояние здоровья этого не позволило.

Могила Александра Куприна

Спустя год, во время просмотра военного парада на Красной площади Александр Иванович подхватил воспаление легких, которое отягощалось еще и раком пищевода. 25 августа 1938 года сердце знаменитого писателя остановилось навсегда.

Могила Куприна находится на Литераторских мостках Волковского кладбища, неподалеку от захоронения другого русского классика – Ивана Тургенева.

Библиография

• 1892 — «Впотьмах»
• 1898 — «Олеся»
• 1900 — «На переломе» («Кадеты»)
• 1905 — «Поединок»
• 1907 — «Гамбринус»
• 1910 — «Гранатовый браслет»
• 1913 — «Жидкое солнце»
• 1915 — «Яма»
• 1928 — «Юнкера»
• 1933 — «Жанета»

Воздушные приключения писателя Куприна.

Герои неземных стихий. Статьи об освоении воздушного пространства – о самолетах, аэростатах, космических ракетах.
Посмотреть на обложку

Март 2013 года

Закрыть окно

Герои неземных стихий

Знаменитый писатель Куприн очень любил спорт. Александр Иванович был своим человеком на чемпионатах борьбы, на цирковых представлениях, там, где требовались сильные мускулы, ловкость, мужество и крепкие нервы. Не удивительно, что он первым из русских писателей поднялся в небо.

Произошло это 13 сентября 1909 года, когда Куприн отправился в полет на воздушном шаре, пилотом которого был воздухоплаватель и в будущем знаменитый авиатор Сергей Уточкин.

Писатель Александр Куприн

Полет состоялся на средства газеты «Одесские новости». Редактор этой газеты И. М. Хейфец предложил Куприну принять участие в путешествии на шаре «Россия», принадлежавшем Одесскому аэроклубу, а затем поделиться на страницах газеты своими впечатлениями. Разумеется, Куприн охотно принял это предложение.

Накануне полета погода не радовала: пасмурная, с сильным ветром. Казалось, что полет придется переносить. Все же оболочка шара, а также корзина его были доставлены на место взлета. К утру неожиданно небо прояснилось, и матросы морского батальона приступили к наполнению аэростата.

Полет Уточкина на «Фармане»

Интерес к предстоящему полету был огромный. Публика осаждала кассу, желая заполучить билет на взлетную площадку. А там собралось не менее тысячи человек. Огромная толпа «бесплатных» зрителей заполнила ближайшие улицы и переулки. Старт задерживался. Только к половине третьего шар удалось полностью подготовить к полету. Вместе с Уточкиным, кроме Куприна, должны были лететь еще двое: уже упомянутый И. М. Хейфец и корреспондент московской газеты «Русское слово» И. А. Горелик. Все три пассажира летели в первый раз.

Воздухоплаватель и авиатор Сергей Уточкин

Корзина небольшая, тесная для четверых человек. Пассажиры забираются в нее с неловкостью новичков. Пилот отдает последние распоряжения стартовой команде.

«Я положительно уверяю, — писал Куприн, — что даже не заметил момента отделения от земли». Через минуту они уже были на высоте, откуда взлетная площадка казалась маленьким белым четырехугольником, на котором виднелись крошечные люди.

Дружеский шарж на Куприна

Прошло полтора часа. Аэростат пролетел над Одессой и достиг высоты 1250 метров. Начались поля. Пора было спускаться. Из корзины видно, как к месту посадки бегут местные крестьяне. Подъехал автомобиль, с которого следили за полетом шара. Он отвел аэростат на удобное место, где аэронавты и приземлились вполне благополучно.

Возвращались в Одессу на огромной повозке. По дороге Уточкин рассказывал о своей горячей мечте научиться летать на аэроплане. Как известно, он вскоре, весной 1910 года, осуществил эту мечту. И в том же году, 12 ноября, совершил полет на крылатой машине Александр Куприн, полет, который едва не стоил ему жизни. В первый полет на аэроплане Александр Иванович отправился вместе со своим другом Иваном Заикиным — знаменитым борцом, волжским богатырем, неожиданно для многих ставшим еще и авиатором.

Борец и авиатор Иван Заикин

Иван Заикин летал на «Фармане» — распространенном тогда французском самолете. Пилот и пассажир сидели на этой «летающей этажерке» совершенно открыто: впереди авиатор, сзади него — пассажир.

Взлетели не сразу. Машина, разбегаясь, то немного взмывала вверх, то снова касалась дорожки ипподрома. Наконец, Заикину удалось оторвать ее от земли и начать набор высоты. Он повернул налево, потом еще раз. Но встречный ветер вдруг качнул перегруженный аэроплан. Заикин и Куприн вместе весили пудов четырнадцать, то есть больше 220 килограммов!

Аэроплан несло на зрителей. Машина неудержимо проваливалась. Заикин успел сделать последний поворот. «Фарман» упал и врезался левым крылом в землю в двадцати метрах от насмерть перепуганной публики.

«Треск, звон. Куприн пролетел через меня метров на десять, как мячик, — вспоминал позже Заикин. — Меня с силой выбросило из сиденья, придавило аэропланом. Крики ужаса:

— Убились! Разбились!

Куприн быстро вскочил на ноги, кричит:

— Старик, жив?..

— Жив, — говорю, — курилка!»

Чудом Куприн в этой аварии почти не пострадал. Заикин повредил ногу и плечо. Потеряв аэроплан, он вернулся на арену и еще многие годы выступал как борец.

Несмотря на то что один из полетов чуть было не стал для Куприна роковым, он навсегда сохранил восторженное отношение к «людям воздуха», а ощущение полета ставил выше «чудес самой чудесной из сказок».

Коллаж художника Елены Эргардт

Биография Александра Ивановича Куприна
Подготовка к урокам литературы, посвященных Александру Ивановичу Куприну

2, Воспоминания о Чехове М.

Горького, А. Куприна, И. А. Бунина

Перевод С.С. Котелянского и Леонарда Вульфа

Б. В. Хюбш: Нью-Йорк: 1921

Куприн Александр

Он жил среди нас …

I

Вы помните, как в раннем детстве после долгие летние каникулы, один вернулся в школу.Все было серым; это было похоже на барак; Это запах свежей краски и шпатлевки; один однокашники грубые, начальство недоброе. Тем не менее кто-то пытался как-то набраться храбрости, хотя в моменты схватывал домашняя болезнь. Один был занят приветствием друзья, пораженные переменой лиц, оглушенные шум и движение.

Но когда наступает вечер и суета в половине темное общежитие прекращается, о какой невыносимый печаль, какое отчаяние творится в душе. Один кусает подушку, подавляя рыдания, шепчет родные имена и плачет, плачет слезами которые горят, и знает, что эта печаль неутолимый. Именно тогда понимают, что в первый раз весь сокрушительный ужас двоих вещи: безвозвратность прошлого и чувство одиночества. Кажется, будто бы с радостью откажусь от всей остальной жизни, с удовольствием страдаю любые пытки, за один-единственный день этого яркого, прекрасная жизнь, которая никогда не повторится. Это кажется, будто бы каждого вида хватают, ласкают слово и навсегда вложить в память, как будто можно было пить в душу, медленно и жадно, капля за каплей, каждой ласки.И один жестоко мучила мысль, что через небрежность, спешка, и потому что время казались неисчерпаемыми, никто не извлек из каждый час и мгновение, промелькнувшие напрасно.

Детские печали резки, но растают спать и исчезнуть с утренним солнцем. Мы, взрослые люди, не чувствуй их так страстно, но мы помним дольше и скорбим глубже. После похорон Чехова, возвращаясь из служба на кладбище, говорил один великий писатель слова, которые были простыми, но полными значения:

«Теперь мы его похоронили, безнадежная чуткость потеря проходит. но ты понимаешь, навсегда, до конца наших дней будет оставаться в нас постоянным, тупым, грустным, сознанием что Чехова там нет? »

И теперь, когда его здесь нет, чувствуешь себя особенная боль, как драгоценно было каждое его слово, каждая улыбка, движение, взгляд, в котором засияли его прекрасная, избранная, аристократическая душа. Один жаль, что к тем специальные детали, которые иногда более мощно и Чем глубже, чем великие дела раскрывают внутреннего человека.Упрекаешь себя в том, что в суете жизни не успел вспомнить — записать много интересного, характерного и важный. И в то же время известно, что эти чувства разделяют все, кто был рядом с ним, кто искренне любил его, как человека несравненная душевная тонкость и красота; а также с вечной благодарностью они будут уважать его память, как память об одном из самых замечательный из русских писателей.

К любви, к нежной и тонкой печали этим мужчинам я посвящаю эти строки.

Дача Чехова в Ялте стояла почти на улице город, прямо на белой пыльной Анткинской дороге. Я не знаю, кто его построил, но это был Самая оригинальная постройка Ялты. Все яркое, чистый, легкий, красивых пропорций, встроенный в какой бы то ни было определенный архитектурный стиль, с сторожевая башня, похожая на замок, с неожиданными фронтонами, со стеклянной верандой на земле и открытой терраса наверху, с разбросанными окнами — обе широкие и узкий — бунгало напоминало здание современная школа, если бы не было очевидного в его план внимательная и оригинальная мысль, оригинальный, своеобразный вкус личности.В бунгало стояло в углу сада, окружен цветником. Примыкающий к сад, на стороне напротив дороги был старый заброшенное татарское кладбище, огороженное невысокой маленькой стена; всегда зеленый, тихий и безлюдный, с скромные камни на могилах.

Цветник был крохотным, совсем не роскошным, а фруктовый сад был еще очень молод. Там в нем росли груши и крабовые яблоки, абрикосы, персики, миндаль. За последний год фруктовый сад начал плодоносить, что вызвало у Антона Павлович много беспокойства и трогательно и по-детски удовольствие. Когда пришло время собирать миндаль, их тоже собрали в чеховском саду. Обычно они лежат небольшой кучкой в подоконник гостиной, и казалось, что если бы никто не мог быть достаточно жестоким, чтобы взять их, хотя предлагали.

Антону Павловичу это не понравилось и даже рассердился, когда люди сказали ему, что его бунгало было слишком мало защищен от пыли, которая попала от Анткинской дороги, и что сад был недостаточно обеспечен водой. Без на всем нравится Крым и уж точно не Ялту он относился к своему саду с особым, ревностная любовь.Люди иногда видели его в утром, сидя на каблуках, тщательно покрывая стебли его роз с серой или протягиванием сорняки с цветников. И какое ликование было бы, когда летом там засуха наконец начался дождь, который наполнил лишнюю глину цистерны с водой!

Но его любовь не была любовью собственника, это была любовь. что-то другое — посильнее и мудрее сознание. Он часто говорил, глядя на свой фруктовый сад с огоньком в глазах:

«Послушайте, я посадил здесь каждое дерево и, конечно же, они мне дороги. Но это не последствие. До того, как я приехал сюда, все это было пустоши и овраги, все засыпаны камнями и чертополох. Затем я пришел и повернул это пустыню в ухоженное красивое место. Делать ты знаешь? »- с могилой прибавлял он вдруг лицом, тоном глубокой веры — «вы знаете что через триста или четыреста лет вся земля станет цветущим садом. И жизнь будет тогда будьте чрезвычайно легкими и удобными ».

Мысль о красоте грядущей жизни, что выражается так нежно, грустно и очаровательно во всех своих последних работах, был в его жизнь также одна из его самых сокровенных, самых заветных мысли.Как часто он, должно быть, думал о грядущее счастье человечества, когда по утрам один, молча, он обрезал свои розы, еще влажные от росы или внимательно осмотрел молодой шина, раненная ветром. А сколько там был в этой мысли кроткого, мудрого и скромного самозабвение.

Нет, это была не жажда жизни, не цепляние за жизнь, идущая из ненасытного человеческого сердца, и не было жадного любопытства насчет того, что будет преследовать собственную жизнь, а не завистливую ревность отдаленных поколений. Это была агония исключительно изысканный, обаятельный и чувствительный душа, сверх меры страдавшая от пошлости, грубость, мрачность, ничто, насилие, дикость — весь ужас и мрак современного повседневное существование. И вот почему, когда навстречу К концу жизни к нему пришла безмерная слава и сравнительная безопасность вместе с преданная любовь ко всему чуткому, талантливому и честен в российском обществе, — поэтому он не заперся в недоступности холодное величие, ни стать властным пророком, ни впадать в мелкую ненависть к известность других.Нет, сумма его широкого и тяжелый жизненный опыт, его печали, радости и разочарования выразились в этом прекрасном, тревожная, забывающая мечта о грядущем счастье других.

— «Как прекрасна будет жизнь через три-четыре. сотня лет.»

И поэтому он с любовью смотрел вслед своему клумбы, словно увидел в них символ красота грядет, и смотрели, как прокладываются новые пути из человеческого интеллекта и знаний. Он посмотрел с удовольствием в новых оригинальных зданиях и в большие морские пароходы; он с нетерпением интересовался каждым новым изобретением и не был скучно в компании специалиста. С фирмой осуждение он сказал, что такие преступления, как убийство, воровство и прелюбодеяние уменьшаются, и почти исчез среди интеллигенции, учителя, врачи и авторы. Он считал, что в будущем истинная культура облагородит человечество.

Рассказывая о чеховском саду, я забыл упомянуть что посреди него стояли качели и деревянная скамья. Оба эти последние остались от «Дядя Ваня», в котором играют МХАТ. действовали в Ялте, видимо, с единственной целью показывает спектакль Антону Павловичу, который тогда было плохо.Оба объекта были особенно дороги Чехова и, указывая на них, вспоминал с благодарностью за внимание, оказанное ему так любезно Художественный театр. Здесь уместно сказать, что эти прекрасные актеры своей исключительно тонкой ответ на талант Чехова и их дружелюбие преданность самому себе, очень подслащавшая его последние дни.

II

Во дворе жили ручной журавль и две собаки. Надо сказать, что Антон Чехов любил всех. животных очень много, за исключением кошек, для к которому он испытывал непреодолимое отвращение.Он любил собак специально. Его мертвая «Каштанка», его «Бромид», и «Хинин», который у него был в Мелихово, он вспоминали и говорили, как вспоминают мертвые друзья. «Прекрасные гонки, собаки!» — говорил он. временами с добродушной улыбкой.

Журавль был напыщенной, серьезной птицей. Он вообще не доверял людям, но дружил с Арсений, благочестивый слуга Антона Чехова. Он бы бегать за Арсением куда угодно, в сад, огород или ярд и весело подпрыгивал и махал своим широко распахнутые крылья, выполняющие характерный кран танец, который всегда смешил Антона Павловича.

Одну собаку звали Тусик, а другую «Каштан» в честь знаменитой «Каштанки». «Каштан» отличался ничем, кроме глупость и праздность. На вид он был толстым, гладкая и неуклюжая, ярко-шоколадного цвета, с бессмысленными желтыми глазами. Он будет лаять после «Тусик» у незнакомцев, но стоило только его позвать и он поворачивался на спину и раболепно начинал ползать по земле. Антон Павлович бы толкни его палкой, когда он подошел подлизываться и сказал издевательски суровость:

— «Уходи, уходи, дурак…. Оставьте меня один.»

И добавил бы, обращаясь к собеседнику, с раздражение, но со смехом в глазах:

— «Разве ты не хочешь, чтобы я подарил тебе эту собаку? не могу поверить, насколько он глуп ».

Но однажды случилось так, что «Каштан» через его глупость и неуклюжесть, попавшие под колеса такси, которое сломало ему ногу. Бедная собака пришла домой бежит на трех ногах, жутко воет. Его задняя лапа была искалечена, плоть порезана почти до кость с обильным кровотечением.Антон Павлович моментально промыл рану теплой водой и сублимировать, присыпать йодоформом и поставить на повязка. И с какой нежностью, как ловко и осторожно его большие красивые пальцы коснулся порванной кожи собаки и чем сострадательный упрек он успокоил вой «Каштан»:

— «Ах ты глупый, глупый … Как поживаешь? Это? Молчи … тебе станет лучше. … немного глупо … »

Приходится повторять банальное, но нет сомневаюсь, что животные и дети инстинктивно обращается к Чехову.Иногда больная девушка приходил к А.П. и приносил с собой немного девочка-сирота трех или четырех лет, которой она была воспитание. Между крошечным ребенком и грустным инвалид, известный писатель, был признан своеобразная, серьезная и доверительная дружба. Они долго сидел бы на скамейке, в веранда. Антон Павлович слушал с внимание и сосредоточенность, и она шептала к нему, не переставая смешных словечек и путаницы ее ручонки в его бороде.

К Чехову относились с большой задушевной любовью. всякими простыми людьми, с которыми он пришел в контакте — слуги, курьеры, носильщики, нищими, бродягами, почтальонами — и не только с любовь, но с тонкой чувствительностью, с заботой и с пониманием.Я не могу не сказать вот одна история, которую мне рассказал небольшой чиновник Российского судоходства и торговли Компания, человек прямолинейный, сдержанный и идеально прямолинейно воспринимать и рассказывать свои впечатления.

Была осень. Чехов, возвращаясь из Москвы, только что прибыл пароходом из Севастополя в Ялта так и не сошла с колоды. Это было то интервал хаоса, криков и суеты, которые приходит, пока мостки ставят на место. В в тот момент хаоса швейцар, татарин, который всегда ждали Чехова, видели его с расстояние и удалось подняться на пароходе раньше, чем кто-либо другой.Он нашел чеховскую багаж и уже собирался нести его вниз, когда внезапно грубый и жестокий вид старший помощник бросился на него. Мужчина не ограничивался сам на нецензурную лексику, но в доступе своим официальным гневом он ударил татарина по лицо.

«А потом произошла невероятная сцена», — сказал мой друг сказал мне — «татарин закинул багаж на колоду, бить себя кулаками в грудь и дикие глаза, готов был обрушиться на старшего помощника капитана, в то время как он кричал голосом, который звучал во всем порт:

— «Что? Ударь меня? Думаешь, ты меня ударил? Это он — он, что вы ударили! »

«И он указал пальцем на Чехова. А также Чехов, знаете, был бледен, губы дрожали. Он подошел к товарищу и тихо сказал ему: отчетливо, но с необычным выражением: не стыдно! Поверьте, клянусь Юпитером, если бы я был старший помощник, я бы предпочел плюнуть на двадцать раз в лицо, чем слышать, что ‘не ты стыдящийся.’ И хотя товарищ был достаточно толстокожая, даже он это чувствовал. Он суетился на мгновение что-то пробормотал и исчез немедленно. На палубе его больше не видели «.

III

Кабинет Чехова в его ялтинском доме был невелик, шагов двенадцать в длину и шесть в ширину, скромные, но дышит своеобразным очарованием.Прямо напротив вход представлял собой большое квадратное окно в обрамлении желтое стекло. Слева от в подъезде, у окна стоял письменный стол, а за ней была небольшая ниша, освещенная из потолок, у крохотного окошка. В нише был Турецкий диван. Справа в середине Стена была коричневым камином из голландской плитки. На В верхней части камина есть небольшое отверстие, в котором плитка отсутствует, и при этом небрежно нарисованный, но прекрасный пейзаж вечернего поля с сенокосами вдалеке; работа Левитан. Далее в углу дверь, сквозь который виден холостяк Антона Павловича спальня, светлая веселая комната, сияющая определенная девственная чистота, белизна и невиновность. Стены кабинета покрыты темными и золотыми бумагами и письмом на столе висит печатный плакат: «Вас просят не курить ». Сразу у входной двери, справа — книжный шкаф с книгами. На каминная полка есть безделушки и среди них прекрасно сделанная модель парусного корабль.Есть много красивых вещей из слоновой кости и дерево на письменном столе; модели слонов будучи в большинстве. На стенах висят портреты Толстого, Григоровича и Тургенева. На столике с веерообразной подставкой стоит номер фотографий актеров и авторов. Тяжелая темнота шторы падают на обе стороны окна. На пол — большой ковер восточного дизайна. Этот смягчает все очертания и затемняет кабинет; но свет из окна падает равномерно и приятно на письменном столе.В комнате пахнет очень тонких ароматов, которыми был А. Павлович обожаю. Из окна виден открытый подковообразная впадина, спускающаяся к морю, и само море, окруженное амфитеатром домов. Слева, справа и сзади поднимаются горы полукругом. Вечерами, когда горит свет в холмистой местности Ялта и огни и звезды над ними настолько смешанный, что вы не можете отличить один от другой, — то место напоминает одно из неких пятна на Кавказе.

Так всегда бывает — вы узнаете человек; вы изучили его внешний вид, осанку, голос и манеры, и все же вы всегда можете вспомнить его лицо, каким оно было, когда вы его впервые увидели время, совершенно отличное от настоящего. Таким образом, после нескольких лет дружбы с Антоном Павлович, в моей памяти сохранился Чехова, которого я впервые увидел в общественный номер гостиницы «Лондон» в Одессе. Он казался мне тогда высоким, худым, но широким в плечи, с несколько суровым видом.Признаки болезни не были тогда заметны, если только в его при ходьбе — слабость, ощущение, что колени слегка согнуты. Если Меня спросили, каким он был на первый взгляд, я должен сказать: «Земский врач или учитель провинциальная средняя школа «. Но была и в нем что-то простое и скромное, что-то в высшей степени русский — из народа. В его лицо, речь и манеры были также беспечность московского магистранта. Многие люди видели это в нем, и я среди них. Но несколько часов спустя я увидел совершенно другой Чехов — Чехов, лицо которого никогда не могло быть попался на любую фотографию, которая, к сожалению, была не понял ни один художник, который его нарисовал.Я видел самое красивое, утонченное и одухотворенное лицо что я когда-либо сталкивался в своей жизни.

Многие говорили, что у Чехова голубые глаза. Это ошибка, но ошибка, странно общая для всех кто его знал. Его глаза были темными, почти карими, и радужная оболочка его правого глаза была значительно ярче, что придало взгляду А.П., на некоторых моменты, выражение рассеянности. его веки довольно тяжело нависали над его глазами, и это так часто наблюдается у художников, охотников и моряков, и все те, кто сосредотачивает свой взор.Причитающийся его пенсне и его манере смотреть сквозь нижняя часть его очков, его голова несколько наклоненным вверх, лицо Антона Павловича часто казался суровым. Но надо было увидеть Чехова в определенные моменты (редко, увы, в последние лет), когда им владело веселье, а когда быстрым движением руки он скинул очки и качели на стуле и ворвались в гея, искренний и глубокий смех. Затем его глаза стали узкая и яркая., с добродушной маленькой морщинки по углам и он напомнил тогда этого юношеского портрета, на котором он изображен мальчик безбородый, улыбчивый, близорукий и наивный, смотрит скорее в сторону.И — как ни странно есть — каждый раз, когда я смотрю на эту фотографию, я не могу избавиться от мысли, что чеховская глаза были действительно голубыми.

Глядя на Чехова, можно было заметить его лоб, который был широким, белым, чистым и красивой формы; две задумчивые складки образовались между бровями, благодаря переносица, к вертикальной меланхолии складки. Уши Чехова были большие и некрасивые, но такие умные, умные уши я видел только в одном человеке — Толстом.

Однажды летом, воспользовавшись услугами А.П. хорошо юмора, я сделал несколько его фотографий с маленькая камера. К сожалению, лучшие из них и те, кто ему больше всего нравился, оказались очень бледными из-за слабый свет кабинета. Из других, которые были более успешными, сказал А.П., глядя на их:

«Ну, знаешь, это не я, а какой-то Француз.»

Теперь я очень отчетливо помню, как он держал его большой, сухая и горячая рука, — хват всегда крепкий и мужественный, но в то же время сдержанный, как если бы сознательно что-то скрывая.Я также представьте теперь его почерк: тонкий, с очень тонкие штрихи, небрежные на первый взгляд и неэлегантно, но если присмотреться, то выглядит очень отчетливым, нежным, тонким и характерный, как и все остальное в нем.

IV

А.П. вставал, по крайней мере летом, очень рано. Никто даже из его самых близких друзей не видел он был небрежно одет и не одобрял ленивого привычки, такие как ношение тапочек, халатов или легкие куртки.В восемь или девять он уже был шагая по кабинету или за письменным столом, неизменно безупречно и аккуратно одета.

Видимо, его лучшее время для работы было в утро перед обедом, хотя никому не удавалось найти его пишущим: в этом отношении он был необычайно сдержанный и застенчивый. Все так же, приятным теплым утром его можно было увидеть сидящим на склон за домом, в самой уютной части место, где олеандры стояли в кадках вдоль стены, и где он посадил кипарис.Там он сидел иногда по часу или дольше, один, не шевелясь, положив руки на колени, глядя перед собой на море.

Около полудня и позже посетители начали заполнять жилой дом. Девушки часами стояли у утюга перила, отделяющие бунгало от дороги, с открытыми ртами, в белых фетровых шляпах. Большинство к Чехову приходили разные люди: ученые, художники, почитатели обоих полов, профессора, светские мужчины и женщины, сенаторы, священники, актеры — и бог знает кто еще.Часто его просили дать совет или помочь и еще чаще дать его мнение о рукописях. Повседневная газета репортеры и люди, которые просто любознательны представляется; также люди, которые пришли к нему с единственная цель — «направить большие, но ошибочные талант в правильную идеальную сторону «. Нищие пришел — подлинный и фиктивный. Они ни разу не встретили отказа. Я сам не считаю правильным упоминать частные дела, но я точно знаю, что Щедрость Чехова к ученикам обоих полов, неизмеримо превосходил то, что его скромные значит позволит.

К нему приходили люди из всех слоев общества, из всех слоев общества. все лагеря, всех оттенков. Несмотря на беспокоиться о таком непрерывном потоке посетителей, там было в этом что-то привлекательное для Чехова. Он получил знание из первых рук обо всем, что происходило в любой момент в России. Как ошибаюсь были те, кто писал или предполагал, что он был мужчиной равнодушен к общественным интересам, к кружению жизни интеллигенции, и к сожжению вопросы своего времени! Он все смотрел осторожно и вдумчиво.Он мучился и огорчены всем, что мучило умы лучших россиян. Стоило только увидеть как в эти страшные времена, когда абсурд, темные, злые явления нашей общественной жизни были обсуждалось в его присутствии, он связал свой толстый брови, и каким мученическим выглядело его лицо, и какая глубокая печаль светилась в его прекрасных глазах.

Здесь уместно упомянуть один факт, который в на мой взгляд, великолепно иллюстрирует чеховскую отношение к глупостям русской жизни.Многие известно, что он сложил с себя звание почетного член Академии; мотивы его отставки известны; но очень немногие читали его письмо, написанное с простым и благородным достоинством, и сдержанное негодование великой души.

Августовому президенту Академии

25 августа 1902 г.

Ялта

Ваше Императорское Высочество,

Август Президент!

В декабре прошлого года я получил уведомление о избрание А.М. Пешков (Максим Горький) в роли почетный академик, и я занял первое возможность увидеться с А.М. Пешковым, бывшим тогда в Крыму. Я был первым, кто сообщил ему о его избрание, и я был первым, кто поздравил ему. Некоторое время спустя об этом было объявлено в газеты, которые с учетом разбирательства по к ст. 1035 возбуждено дело против Пешкова из-за его политических взглядов его избрание было отменен. Было прямо указано, что этот акт приехал из Академии наук; и так как я почетный академик, я тоже отчасти несет ответственность за это действие.Я поздравил от всей души, став академиком, и я считать его выборы отмененными — такая противоречие не согласуется с моей совестью, я не могу смириться с моей совестью. Учеба искусства. 1035 мне ничего не объяснил. А также после долгих раздумий я могу прийти только к одному решение, которое крайне болезненно и прискорбно для меня, и это спросить больше всего почтительно быть освобожденным от звания почетный академик. С чувством глубочайшего уважение имею честь остаться

Ваш самый преданный

Антон Чехов.

Квир — насколько люди неправильно понимают Чехов! Он, «неисправимый пессимист», как он был помечен, — не уставал надеяться на яркий будущее, никогда не переставал верить в невидимое но настойчивая и плодотворная работа лучших силы нашей страны. Кто из его друзей делает не помню любимую фразу, которую он так часто иногда так нелепо и неожиданно, произнес тоном уверенности:

— «Послушайте, разве вы не видите? конституция на русском языке через десять лет.»

Да даже в этом звучит мотив радостное будущее, которое ожидает человечество; мотив это было слышно во всех работах его последнего годы.

Следует сказать правду: далеко не все посетители пощадил время и нервы А.П., а некоторые из них были совершенно беспощадны. Помню одно поразительное, и почти невероятный пример пошлости и нескромность, которую мог проявить человек так называемая артистическая сила.

Было приятное, прохладное и безветренное лето утро. А.П. оказался в необычайно светлом и бодрое настроение. Вдруг как из синий — толстый джентльмен (впоследствии оказался архитектором), который прислал свою открытку Чехову и попросил интервью. А.П. получил его. Вошел архитектор, представил сам, и, не обращая внимания на плакат «Просят не курить» без прося любого разрешения зажег огромную вонючую Ригу. сигара. затем, заплатив, что было неизбежно, — несколько каменных комплиментов хозяину, — начал он по делу, которое привело его сюда.

Бизнес заключался в том, что маленький сын архитектора, школьник третьего форме, на днях бегал по улицам и от привычки, свойственной мальчикам во время бега, трогал рукой все, что попадалось ему на глаза: фонарные столбы или столбы заборов. Наконец он сумел засунуть руку в забор из колючей проволоки и таким образом почесал ладонь. «Теперь ты видишь, мой достойный А.П. », — завершил свой рассказ архитектор, «Я очень хочу, чтобы ты написал письмо об этом в газетах.Это удачно, что Коля (его мальчик) отделался царапиной, но это только шанс. Он мог разрезать артерию — что? случилось бы тогда? »« Да, это неприятность, — ответил Чехов, — но, к сожалению, Я не могу быть вам полезен. Я не пишу, никогда не писали писем в газетах. Я пишу только рассказы «.» Тем лучше, так что тем лучше! Поместите это в рассказ »- архитектор был в восторге. «Просто введите имя арендодатель полными буквами. Вы даже можете положить мой собственное имя, я не возражаю против этого…. По-прежнему будет лучше, если вы поставите только мои инициалы, а не полное имя. … Их всего два настоящие авторы уехали в Россию, вы и господин П. » (а архитектор дал имя небезызвестному литературный портной).

Я не могу повторить даже сотую часть скучные банальности, которые раненые архитектору удалось заговорить, так как он сделал интервью длилось, пока он не доел сигару конец, и исследование пришлось долго транслировать избавиться от запаха. но когда наконец он слева, А.П. вышел в сад полностью расстроен красными пятнами на щеках. Его голос дрожал, когда он с упреком повернулся к своему сестре Мари и подруге, сидевшей на скамейке:

«Не могли бы вы защитить меня от этого человека? должен был сообщить, что я где-то нужен. Он замучил меня! »

Я также помню, — и это, к сожалению, было отчасти моя вина — как некий самоуверенный генерал подошел к нему, чтобы выразить свою признательность как читатель, и, вероятно, желающий дать Чехову — начал он, раздвинув ноги и кулаки его вывернутой руки опирались на них, очернить молодого автора, чья популярность тогда только начинал расти. И Чехов, на один раз сжался в себе и все время сидел холодно опустив глаза, не говоря ни слова одно слово. И только от быстрых укоризненных взгляд, который он бросил на моего друга, у которого представил этого генерала, показал ли он, какую боль он вызванный.

Столь же застенчиво и холодно он смотрел на похвалы расточал на него. Он уйдет в свою нишу, на диване веки дрожали, медленно опускались и больше не поднимались, и лицо его стало неподвижный и мрачный. Иногда, когда неумеренно восторги исходили от кого-то, кого он знал, он постарается превратить разговор в шутку и дать его другое направление.Он вдруг сказал: без рифмы и повода, с небольшим смех:

— «Я люблю читать, что пишут одесские репортеры. обо мне.»

«Что это такое?»

«Это очень смешно — все вранье. Прошлой весной одним из они появились в моем отеле. Он попросил интервью. И у меня не было на это времени. Я сказал: «Извините, но я сейчас занят. Но напиши что угодно тебе нравится; для меня это не имеет значения ». Ну он действительно написал. Это довело меня до лихорадки «.

И однажды с очень серьезным лицом он сказал:

— «Знаете, в Ялте меня знает каждый извозчик.Они скажите: «О, Чехов, этот человек, читатель? я знаю ему.’ Меня почему-то называют читателем. Возможно, они думают, что я читаю псалмы для мертвец? Вы, батенька, должны спросить извозчика чем я занимаюсь. … »

В

В час дня Чехов обедал внизу, в прохладной светлая столовая, и почти всегда гость за ужином. Трудно было не уступить очарование этого простого, доброго, сердечного семья.Чувствовали постоянную заботу и любовь, не выражается ни одним громким словом, — удивительное количество изысканности и внимания который никогда, как будто специально, не выходил за пределы пределы обычных, бытовых отношений. Один всегда замечал поистине чеховский страх перед все высокопарное, неискреннее или показное. В эта семья чувствовала себя очень непринужденно, легкий и теплый, и я прекрасно понимаю некий автор, который сказал, что был влюблен в все чеховы одновременно.

Антон Павлович ел очень мало и не ел люблю сидеть за столом, но обычно переходил из окно в дверь и обратно.Часто после обеда остаться с кем-нибудь в столовой, Евгения Яковлевна (мать А.П.) тихо сказала с тревогой в голосе:

«Опять Антоша за обедом ничего не ел».

Он был очень гостеприимен и любил, когда люди остался обедать, и он умел относиться к гостям по-своему, просто и от души. Он говорил, стоя за стулом:

— «Слушай, выпей водки. Когда я был молод и здоровый я любил это. Я бы собирала грибы на все утро устала, еле дотянуться домой, а до обеда у меня было бы два-три наперстки.Замечательный! … »

После обеда он пил чай наверху, под открытым небом. веранда, или в его кабинете, или он спустился бы в саду и сядь на скамейку в своем пальто, с тростью, толкая свою мягкую черную шляпу до самых его глаз и выглядывая под его поля с прищуренными глазами.

Эти часы были самыми многолюдными. Было постоянно звонит по телефону, спрашивает, Антон Чехова было видно; и постоянные посетители. Приходили и незнакомцы, прислали свои открытки и просят помощи, автографов или книг.потом происходили странные вещи.

Некий «тамбовский оруженосец», как его называл Чехов, обратился к нему за медицинской помощью. Напрасно Антон Павлович ему ответит, что он сдался врачебной практики давно и что он отстал время в медицине. Напрасно он рекомендовал более опытный врач, — «Тамбовский оруженосец» упорствовал: он бы не стал доверять ни одному врачу, кроме Чехова. Волей-неволей ему пришлось дать несколько пустяков, совершенно невинные советы. При принятии оставить «тамбовский оруженосец» положить на стол два золотые монеты и, несмотря на все чеховские уговоры, он не согласился бы забрать их обратно.Антону Павловичу пришлось уступить. Он сказал это как он не хотел и не считал себя правомочным чтобы взять деньги в качестве вознаграждения, он отдавал их Ялтинского благотворительного общества и сразу написал квитанция. Оказалось, что именно Разыскивается «тамбовский оруженосец». С сияющим лицом он аккуратно положил квитанцию ​​в свой бумажник и затем признался, что единственная цель его визита должен был получить автограф Чехова. Чехов сам рассказал мне историю этого оригинала и настойчивый больной — полусмеющийся, полусмеющийся.

Повторяю, многие из этих посетителей досаждали ему испуганно и даже раздражал его, но в силу свойственный ему удивительный деликатес, он был с все терпеливы, внимательны и доступны тем, кто хотел его видеть. Его деликатность порой доходила предел, граничащий со слабостью. Таким образом, для Например, одна милая, доброжелательная дама, великая поклонник Чехова, подарил ему на день рождения представить огромного мопса в сидячем положении, сделанном из цветной штукатурки Парижа, высотой более ярда, т.е., примерно в пять раз больше естественного размер. Этого мопса поместили внизу, на приземлился возле столовой, а там он сидел с сердитым лицом грыз зубы и пугая тех, кто забыл его.

— «О, я сам боюсь этой каменной собаки», Чехов признался, «но двигать его неудобно; это могло повредить ей. Пусть останется здесь «.

И вдруг со смехом добавил: неожиданно, в своей обычной манере:

«Вы замечали в домах богатых евреев такие гипсовые собаки часто сидят у камина? »

Иногда, целыми днями, он раздражался со всевозможными поклонниками и недоброжелателями и даже советник. «О, у меня такая масса посетителей», — он жаловался в письме, — «что у меня кружится голова. Я не могу работать ». Но все равно его не осталось. равнодушен к искреннему чувству любви и уважать и всегда отличать его от праздного и возникла болтовня. Однажды он вернулся в очень веселое настроение с набережной, где иногда брал гуляли и с большим воодушевлением рассказали нам:

— «У меня только что была замечательная встреча. Артиллерия офицер вдруг подошел ко мне на набережной, довольно молодой человек, младший лейтенант.- ‘Вы А.П. Чехов? —‘Да. Вы хотите что-нибудь?’ —‘Извинение мне, пожалуйста, за мою назойливость, но так долго я хотел пожать тебе руку! ‘ И он покраснел — он был замечательный парень с красивым лицом. Мы пожал руку и расстался «.

Чехов к вечеру был на высоте, около семь часов, когда люди собрались в столовой комната для чая и легкого ужина. Иногда — но все реже и реже с годами — там возродил в нем старого неиссякаемого веселого Чехова, остроумный, с бурлящим, обаятельным юношеским юмором. Затем он импровизировал рассказы, в которых персонажи были его друзьями, и он особенно любил организация воображаемых свадеб, которые иногда закончилась с молодым мужем следующим утром, сидя за столом и попивая чай, говоря, между прочим, в беззаботной деловой тон:

— «Знаешь, родная, после чая мы будем готовиться. и пойти к адвокату. Зачем тебе ненужное беспокойство о ваших деньгах? »

Он придумал чудесные чеховские имена, из которых я теперь — увы! — запомните только определенное мифическое матрос Кошкодовенко-кошачий убийца.Еще он любил как шутка, заставляющая молодых писателей казаться старыми. «Какие ты хочешь сказать — Бунин мой ровесник? — он бы заверить одного с притворной серьезностью. «Так и есть Телешов: он старый писатель. Ну спроси его себя: он расскажет, какое веселье у нас было на Свадьба Т. А. Белоусова. Как давно! » Талантливому писателю, серьезному писателю и мужчине идей, он сказал: «Послушайте, вам двадцать лет старше меня: наверняка вы писали ранее под псевдонимом «Нестор Кукольник» ».

Но его шутки больше не оставляли горечи чем он сознательно когда-либо причинял малейшую боль к любому живому существу.

После обеда он оставил кого-нибудь в своем кабинете на полчаса-час. На его столе свечи будет гореть. Позже, когда все прошло и он остался один, в его большое окно на долгое время. Работал ли он в то время или просматривал свои записные книжки, никто не опускает впечатления от дня кажется знает.

VI

Это правда, в целом, что мы знаем почти ничего, не только его творческой деятельности, но даже о внешних методах его работы.В этом уважение Антон Павлович был почти эксцентричным в его сдержанность и молчание. Я помню, как он сказал: как бы между прочим, что-то очень значимое:

— «Ради бога, никому свои работы не читайте. пока он не будет опубликован. Не читайте это другим в даже доказательство «.

Это всегда было его привычкой, хотя он иногда делал исключения для своей жены и сестры. Раньше он, как говорят, был больше коммуникативная в этом отношении.

Это было тогда, когда он писал много и много скорость.Сам он сказал, что писал рассказ в день. Е. Т. Чехов, его мать, раньше говорят: «Когда он был еще студентом, Антоша утром сидел за столом, чай и вдруг задумаешься; он бы иногда смотрю прямо в глаза, но я знал, что ничего не видел. Тогда он получит свой записную книжку из кармана и писать быстро, быстро. И снова он задумывался … »

Но в последние годы Чехов стал лечить себя со все возрастающей строгостью и точность: он хранил свои рассказы для нескольких лет, постоянно исправляя и копируя их, и тем не менее, несмотря на такую ​​кропотливую работу, окончательные доказательства, которые исходили от него, были испещрены повсюду со знаками, исправлениями и прошивки.Чтобы закончить работу, ему пришлось писать, не отрываясь. «Если я оставлю рассказ давно », — однажды сказал он, -« Я не могу заставляю себя закончить это потом. Я должен начать очередной раз.»

Откуда он черпал свои образы? Где он найти его наблюдения и его сравнения? Где сделал он выковал свой превосходный язык, уникальный в русском языке литература: Он никому не доверял, никогда не раскрывал его творческие методы. Говорят, что многие записные книжки были оставлены им; возможно в них будет в время найти ключи к этим загадкам.Или же возможно, они навсегда останутся нерешенными. Кто знает? В любом случае мы должны ограничиться расплывчатые намеки и догадки.

Я думаю, что всегда, с утра до вечера, и возможно, даже ночью, во сне и бессонница, в нем происходило невидимый, но настойчивый — временами даже бессознательное — активность, активность взвешивания, определение и запоминание. Он умел слушать и задавать вопросы, как никто другой; но часто, посреди оживленного разговора он бы быть замеченным, как его внимательный и добрый взгляд стал неподвижным и глубоким, как если бы уходя куда-то внутрь, созерцая что-то загадочное и важное, что было происходит там.В такие моменты А.П. ставил его странные вопросы, удивительные своими неожиданность, полностью оторванная от разговор, вопросы, которые смущали многих люди. Речь шла о неомарксистах, и он внезапно спрашивал: «Вы когда-нибудь были в конный завод? Тебе следует увидеть одну. это интересно «. Или он повторял вопрос для второй раз, на который уже ответили.

Чехов не отличался памятью о внешние вещи. Я говорю о силе минуты память, которой женщины так часто обладают в очень высокая степень, также крестьяне, которая состоит в вспоминая, как был одет человек, был ли он у него борода и усы, какая у него цепочка для часов был похож или его ботинки, какого цвета были его волосы.Эти детали были просто несущественными и ему неинтересно. Но вместо этого он взял цельного человека и определяется быстро и верно, в точности как у опытного химика, его специфика тяжести, его качества и порядка, и он знал уже как описать его основные качества в пара штрихов.

Однажды Чехов с легким неудовольствием заговорил о его хороший друг, известный ученый, который в несмотря на давнюю дружбу, несколько угнетал Чехова своей болтливостью.Нет скорее он приедет в Ялту, чем сразу приехал к Чехову и сидел с ним все утро до обеда. Затем он отправился в свой отель на полчаса, а потом вернись и посиди допоздна ночью все время разговаривают, разговаривают, разговаривают. … И так день за днем.

Вдруг, резко оборвав свой рассказ, как будто увлекся новой интересной мыслью, Антон Павлович с анимацией добавил:

— «И никто не догадается, что больше всего характерная черта этого человека.Я знаю это. Что он профессор и ученый с европейским репутация для него — дело второстепенное. В главное то, что в глубине души он считает сам быть замечательным актером, и он глубоко верит, что это только случайно, что он не завоевал всеобщей популярности на сцене. Дома он всегда читает Остовского вслух ».

Однажды, улыбаясь своему воспоминанию, он вдруг наблюдаемый:

— «Знаете, Москва — самый своеобразный город. В нем все неожиданно.Однажды весной Утром С., публицист, и я вышли из Гостиница Великая Москва. Это было после позднего и веселый ужин. Вдруг С. потащил меня в Тверская церковь, как раз напротив. Он взял горсть котлов и стал раздавать нищие — там стоят десятки. Он давал одному пенни и шептал: «Молитесь за здоровья Михаила, раба Божьего ». это его христианское имя Майкл. И снова: «для слуга Божий Михаил; для Майкла, слуги Бога.«И он сам не верит в Бога. … Странный парень! »

Теперь я подхожу к тонкому вопросу, который, возможно, не возможно, понравится всем. я убежден, что Чехов пообщался с ученым и разносчиком, нищий и литератор, с видным земством рабочий и подозрительный монах, продавец или продавец маленький почтальон, с таким же вниманием и любопытство. Не потому ли в его истории, которые профессор говорит и думает так же, как старый профессор, а бродяга совсем как настоящий бродяга? И не из-за этого ли, что сразу после его смерти появилось так много «закадычных» друзей, для которых, по их словам, он готовы пройти огонь и воду?

Я думаю, что он не открывал и не отдавал свое сердце полностью к любому (правда, есть легенда, близкого, любимого друга, таганрогского официальный).Но он ко всем относился ласково, равнодушно что касается дружбы — и в то же время с большим, может быть, бессознательное, интерес.

Его чеховские mots и те маленькие черты , которые поразить нас своей аккуратностью и аккуратностью, он часто брал прямо из жизни.

Выражение «мне это не нравится», которое быстро стал после «Епископа» прощальным словом с широким тираж он получил от некоего мрачного бродяги, полупьяный, полусумасшедший, полупророк.Я также помню, как однажды разговаривал с Чеховым о давно умершем Московский поэт, и Чехов вспоминал его радостно, и его любовница, и его пустые комнаты, и его св. Бернар, «Ами», страдавший от постоянного несварение желудка. «Конечно, помню», — Чехов. сказал весело смеясь — «В пять часов его хозяйка всегда заходила и спрашивала: «Лиодор Транитч, говорю я, Лиодор Транитч, не пора ли ты пиво пил? »- И тогда я неосторожно сказал: «О, вот откуда это в твоей «Палата №6»? »-« Да, ну да », — ответил Чехов с неудовольствием.

У него были друзья и среди жен тех купцов, которые, несмотря на свои миллионы и самые модные платья и внешний интерес к литературе говорят «идеальный» и «принципиальный». Некоторый из них часами изливали бы свои души перед Чеховым, желая передать то, что необычайно утонченные, невротические характеры они были, и какой замечательный роман можно было написать гениального писателя об их жизни, если бы только они могли рассказать все. И он будет сидеть тихо, в тишине и слушайте с явным удовольствие — только под усами скользил почти незаметная улыбка.

Я не хочу сказать, что он смотрел по моделям, как и многие другие писатели. Но я думаю, что везде и всегда он видел материал для наблюдение, а это произошло невольно, часто, возможно, против его воли, через его давняя и неискоренимая привычка нырять в людей, анализируя и обобщая их. В этом скрытом процессе для него было, наверное, все мучения и радости его творческой деятельности.

Он ни с кем не поделился своим впечатлением, как и никогда не говорил о том, что и как он собирался писать.Также очень редко показывали художника и писателя. в его разговоре. Он частично намеренно, частично инстинктивно, употреблял в своей речи обыкновенный, средние, общие выражения, не имея прибегать либо к сравнению, либо к картинности. Он хранил сокровища в душе, не допуская их нужно растрачивать в многословную пену, и в этом там была огромная разница между ним и теми писателей, которые рассказывают свои истории намного лучше, чем они их пишут.

Я думаю, это из природного заповедника, но тоже от своеобразной застенчивости.Есть люди которые конституционно не могут терпеть и болезненно стесняется слишком демонстративного отношения, жесты и слова, и Антон Павлович овладел это качество в высшей степени. Здесь может быть, спрятан ключ от его кажущийся равнодушие к вопросам борьбы и протест и его отстраненность от злободневных событий, что волновало и волнует русских интеллигенция. У него был ужас пафоса, ужаса перед бурные эмоции и театральные эффекты неотделимы от них.Я могу сравнивать его только в это с мужчиной, который любит женщину со всеми пыл, нежность и глубина, из которых человек способна утонченность и большой интеллект. Он никогда не буду говорить об этом напыщенно, высокопарные слова, а он даже представить не может сам упал на колени и сжал руку к его сердцу и говоря дрожащим голосом молодого любовника на сцене. И поэтому он любит и молчит, и молча страдает, и никогда не будет пытаться сказать то, что средний мужчина свободно и шумно выражается по всем правила риторики.

VII

К молодым писателям Чехов всегда сочувствовал и добрый. Никто не оставил его угнетенным его огромный талант и по собственной незначительности. Он никогда никому не говорил: «Делай, как я; посмотри, как я веди себя. »Если в отчаянии ему пожаловались: «Стоит ли продолжать, если навсегда останешься «наш молодой и многообещающий автор»? »- ответил он. тихо и серьезно »:

— «Но, батенька, не каждый может писать как у Толстого.»Его внимательность временами жалкий. В Ялту приехал некий молодой писатель и снял комнатушку в большом и шумном греческом семья где-то за Анткой, на окраине город. Однажды он пожаловался Чехову, что он было трудно работать в такой обстановке, и Чехов настаивал на том, чтобы писатель приехал в его по утрам и работать внизу в комната, примыкающая к столовой. «Ты напишешь внизу, а я наверху », — сказал он своим очаровательная улыбка — «А ужинаешь с меня.Когда закончишь что-нибудь, прочти мне, или, если вы уйдете, пришлите мне доказательства «.

Он много читал и всегда помнил все, и никогда не путал одного писателя с Другой. Если писатели спрашивали его мнение, он всегда хвалили их работу, не для того, чтобы от них избавиться, а потому что он умел жестоко резать, даже если просто критика подрезает крылья новичкам, а Какая поддержка и надежда немного похвалы дает иногда. «Я прочитал ваш рассказ. Это на удивление молодец », — говорил он на таких случаев сердечным голосом.Но когда некий доверие было установлено, и они узнали друг друга, особенно если автор настаивал, он высказал свое мнение более определенно, прямо и большая длина. У меня есть два его письма, написано одному и тому же писателю по поводу одна и та же сказка. Вот цитата из первое:

«Дорогой Н., я получил вашу сказку и прочитал ее; огромное спасибо. Сказка хорошая, читала на один раз, как я сделал предыдущий, и с такое же удовольствие. … »

Но как автора похвала не удовлетворилась в одиночестве он вскоре получил второе письмо от Антона. Павлович.

«Вы хотите, чтобы я говорил только о недостатках, и тем самым вы поставили меня в затруднительное положение. Там в этой истории нет недостатков, и если кто-то найдет Виной всему лишь некоторые из его особенностей. Например, твои герои, персонажи, ты угощаешь в старом стиле, так как их лечили на сто лет всем, кто писал о в них — ничего нового.Во-вторых, в первой главе вы заняты описанием лиц людей — опять же старый способ, это описание, которое может быть обойтись без. Пять подробно описанных лиц утомляют внимание и в конце концов теряют значение. Бритые персонажи похожи на каждого другие, как католические священники, и остаются такими же, как бы старательно вы их ни описывали. В-третьих, вы переусердствовали в описании пьяные люди. Это все, что я могу сказать в ответ на ваши вопросы о дефектах; я могу найти больше ничего плохого.»

Тем писателям, с которыми у него были общие духовная связь, он всегда вел себя очень осторожно и внимание. Он никогда не упускал случая сообщить им любые новости, которые, как он знал, будут приятными или полезно.

«Дорогой Н., — писал он одному моему другу, — я сообщаем вам, что ваш рассказ был прочитан Л. Н. Толстому и ему очень понравились. Будь так хорошо, что отправил ему свою книгу по этому адресу; Кореиз, Таврическая губерния, и на титульном листе подчеркните истории, которые вы считаете лучшими, поэтому что он должен начать с них.Или отправьте книгу мне, и я передам его ему «.

Автору этих строк он тоже однажды показал восхитительная доброта, письменно сообщая, что, «В» Словаре русского языка » опубликовано Академией наук в шестом номер второго тома, номер I полученный сегодня, вы тоже наконец явились «.

Все это, конечно, детали, но в них есть очевидно много сочувствия и беспокойства, так что теперь, когда этого великого художника и замечательного человека нет среди нас его письма приобретают значение далекой бесповоротной ласки.

«Пишите, пишите как можно больше» — говорил он. молодым писателям. «Неважно, не отрывается. Позже это оторвется. Главное, не тратьте свою молодость и эластичность. Пришло время работать. Видеть, ты пишешь великолепно, но твой словарный запас невелик. Вы должны усвоить слова и обороты речи, и для этого вы должны писать каждый день ».

А сам неутомимо работал над собой, обогащая его очаровательный, разнообразный словарный запас от каждый источник: из разговоров, словарей, каталоги, из научных трудов, из священных сочинения.Склад слов, которые молчат человек был необыкновенным.

— «Послушайте, ездите третьим классом так часто, как возможно, — посоветовал он, — мне очень жаль, что болезнь мешает мне ехать третьим. Там ты будешь иногда слышу удивительно интересные вещи «.

Он также задавался вопросом о тех авторах, которые в течение многих лет не вижу ничего, кроме соседнего дома от окна их петербургских квартир. И часто он сказал с оттенком нетерпения:

— «Не понимаю, почему ты — молодой, здоровый, и бесплатно — не езжайте, например, в Австралию (Австралия почему-то была его любимой частью мира) или в Сибирь.Как только я лучше я обязательно поеду в Сибирь. я был там, когда я поехал в Сахалин. Ты не можешь представьте, батенька, какая чудесная страна Это. Это совсем другое. ты знаешь я убеждена, что Сибирь когда-нибудь разорвется полностью из России, так же, как Америка отделилась сама с родины. Вы должны, должны идти там в обязательном порядке. … »

Почему бы тебе не написать пьесу? — иногда он спросить. «Напишите хотя бы один. Каждый писатель должен напишите не менее четырех пьес.»

Но время от времени он признавался, что драматическая форма сейчас теряет интерес.

«Драма должна либо полностью выродиться, либо принять совершенно новую форму », — сказал он.« Мы не можем даже представить себе, каким будет театр в сотня лет.»

В Антоне были небольшие нестыковки Павловича, особенно привлекательных в его и в то же время имел глубокий внутренний значимость. Когда-то так было в отношении в записные книжки.Чехов только что настоятельно советовал не обращаться к ним за помощью, а чтобы ответ полностью зависит от нашей памяти и воображения. «The большие вещи останутся «, — утверждал он, -» и подробности всегда можно придумать или найти ». Но тогда, час спустя один из компании, который был год на сцене заговорили о его театральные впечатления и попутно упомянутые этот случай. Репетиция проходила в театр крохотного провинциального городка. Молодой любовник »прошагал по сцене в шляпе и проверил брюки, засунув руки в карманы, показывая перед случайной публикой, которая в театр.«Инженю», его любовница, который тоже был на сцене, сказал ему: «Саша, что это ты вчера свистнул от Pagliacci ? Пожалуйста, свисти еще раз. «Молодой любовник» повернулся к ней и оглядел ее с головы до ног. разрушительное выражение произнесено жирным актерским голос: «Что-то! Свистеть на сцене? свистеть в церкви? Тогда знайте, что сцена как церковь! »

В конце рассказа Антон Павлович скинул пенсне, откинувшись на спинку стула, и засмеялся своим ясным, звонким смех.Он немедленно открыл ящик своего стол, чтобы получить его записную книжку. «Подожди, подожди, как же ты скажи? Сцена — это храм? »… И он записал весь анекдот.

В этом не было существенного противоречия, и Антон Павлович сам объяснил. «Один не следует приводить сравнения, характерные черт, , детали, сцены с натуры — это обязательно приходит само собой, когда это необходимо. Но голый на самом деле, редкое название, технический термин, следует поставить в записную книжку — иначе может быть забыто и потеряно.»

Чехов часто вспоминал о трудностях, поставленных на его пути редакторы серьезных журналов, пока с помощью «Северного виестника» он наконец преодолел их.

«Во-первых, вы все должны быть благодарны меня », — говорил он молодым писателям. -« Это я открывшие дорогу писателям для рассказов. Раньше, когда относили рукопись в редакцию, он даже не читал. Он просто посмотрел презрительно к одному. ‘Какие? Вы называете это работой? Но это короче воробьего носа.Нет мы не хочу таких мелочей ». Но, видите ли, я обошелся их и проложили путь для других. но это ничего такого; они обращались со мной намного хуже, чем это! Они использовали мое имя как синоним писателя короткие истории. Веселились бы: « О, ты Чеховы! » Им это показалось забавным ».

Антон Павлович высоко ценил современные письмо, т. е. собственно техники современной письменности. «Все пишут сейчас великолепно; там — писатели неплохие », — сказал он решительным тоном.»И поэтому становится все труднее чтобы завоевать славу. Вы знаете, кому это причитается к? — Мопассан. Он, как художник языком, поставил стандарт перед автором настолько высок, что нет уже можно писать по старому. Вы пытаетесь перечитайте нашу классику, скажем, Писсенского, Григорович, или Островский; попробуй, и ты увидишь какие это устаревшие, банальные вещи. Взять с другой стороны наши декаденты. Они только притворяются больными и сумасшедшими, — все они крепкие крестьяне. Но что касается письма, — они мастера.»

В то же время он просил писателей выбирайте обычные, повседневные темы, простоту лечение, и отсутствие эффектных уловок. «Почему напишите, — подумал он, — о человеке, попавшем в подводная лодка и идёт к Северному полюсу, чтобы примириться с миром, в то время как его любимая в этот момент кидается с истерический крик с колокольни? Все это неправда и не бывает на самом деле. Кто-то должен пишите о простых вещах: как Петр Семенович женился на Марии Ивановне.Это все. И опять, почему эти субтитры: психологическое исследование, жанр, новая? Все это лишь притворство. Назовите как можно более понятный заголовок — любое, что встречается на ваш взгляд — и ничего больше. Также используйте как можно меньше скобки, курсив и дефис по возможности. Они манеры «.

Он также учил, что автор должен быть равнодушен к его радостям и печали символы. «В хорошем рассказе, — сказал он, — у меня есть прочитать описание ресторана у моря в большой город. Вы сразу увидели, что автор все восхищение музыкой, электрическим светом, цветы в петлицах; что он сам в восторге от их созерцания.Нужно стоять вне этих вещей, и хотя зная их в мельчайших подробностях надо смотреть на них сверху на дно с презрением. И тогда это будет правда.»

VIII

Сын Альфонса Доде в своих мемуарах отец рассказывает, что одаренный французский писатель наполовину в шутку называл себя «продавцом счастья». К нему постоянно обращались самые разные люди за советом и помощью. Они пришли со своими печали и заботы, а он, уже прикованный к постели с болезненным и неизлечимым заболеванием, обнаруженным достаточно мужества, терпения и любви к человечеству в себе проникнуть в чужое горе, утешать и ободрять их.

Чехов, конечно, с его необычайной скромностью. и его неприязнь к фразеологизму никогда не сказал что-нибудь подобное. Но как часто ему приходилось прислушиваться к признаниям людей, помогать словом и дело, протянуть нежную и сильную руку падение. … В его чудесном объективность, стоящая над личными печалями и радости, он все знал и видел. Но личное чувство стояло на пути его понимания. Он мог быть добрым и щедрым, не любя; нежный и сочувствующий без привязанности; благодетель, не считая благодарности.И эти черты Которые никогда не понимали окружающие, содержал главный ключ к его личности.

Воспользовавшись разрешением друга мой, процитирую небольшой отрывок из чеховской письмо. Мужчина был очень встревожен и обеспокоен во время первой беременности очень любимой жены, и, по правде говоря, огорчил Антона Павлович сильно со своей бедой. Чехов однажды написал ему:

«Скажи своей жене, что она не должна волноваться, все будет хорошо.Труд будет последние двадцать часов, а затем последует большая часть блаженное состояние, когда она улыбнется, а ты будешь долго плакать от любви и благодарности. Двадцать часов это обычный максимум для первых родов ».

Какое тонкое лекарство от чужой тревоги слышно в этих нескольких простых строчках! Но это еще больше характерно то, что позже, когда мой друг стать счастливым отцом, и, вспоминая об этом письме, спросил Чехова, как он понимает эти так хорошо чувствует, — отвечал Антон Павлович. тихо, даже равнодушно:

«Когда я жил в деревне, мне всегда приходилось ходят бабы.Все было так же — там тоже такая же радость «.

Если бы Чехов не был таким замечательным писателем, он был бы великим врачом. Врачи, которые иногда приглашал его на консультацию говорил о его как необычайно вдумчивого наблюдателя и проникающий в диагностику. Не было бы удивительно, если бы его диагноз был более точным и глубже, чем диагноз, поставленный модным знаменитость. Он видел и слышал в человеке — в его лице, голос и осанка — то, что было скрыто и ускользает от внимания обычного наблюдателя.

Сам он предпочитал рекомендовать в редких случаях случаи, когда к нему обращались за советом, лекарства, были испытанными, простыми и в основном домашними. Посредством как он относился к детям с большим успехом.

Он твердо и твердо верил в медицину, и ничто не могло поколебать эту веру. Я помню как крест он был однажды когда кто-то заговорил пренебрежительно относясь к медицине, основывая свои замечания на Роман Золя «Доктор Паскаль».

— «Золя ничего не понимает и все изобретает в свой кабинет », — сказал он в волнении, кашляя.«Пусть приедет посмотреть, как работают наши земские врачи. и что они делают для людей ».

Каждый знает, как часто — с какой симпатией и любовь под внешней твердостью, он описывает эти превосходные работники, эти непонятные и неприметные герои, сознательно обрекшие свои имена к забвению. Он их описал, даже не щадя их.

IX

Есть такая поговорка: смерть каждого человека подобна ему. Это невольно вспоминаешь, когда думаешь последнего года жизни Чехова, последнего дней, даже последних минут.Даже в его погребальная судьба, принесенная какой-то роковой последовательностью, много чисто чеховских черт.

Он долго, ужасно долго боролся с неумолимая болезнь, но мужественно перенес ее простота и терпение, без раздражения, без нареканий, почти в тишине. Только просто перед смертью он упоминает о своей болезни, просто Кстати, в его письмах. «Мое здоровье выздоровело, хотя я все еще хожу с компрессом «. … «Я только что перенес плеврит, но я теперь лучше.» … «Мое здоровье не на высоте. … Я продолжаю писать. »

Он не любил говорить о своей болезни и был раздражается, когда об этом спрашивают. Только из Арсений (слуга) научился бы. «Этот утром ему было очень плохо — была кровь «он — сказал бы шепотом, качая головой. Или же Евгения Яковлевна, мама Чехова, сказала бы тайно с тоской в ​​голосе:

«Антоша снова всю ночь кашлял. Я слышу насквозь стена.»

Знал ли он степень и значение своего болезнь? Я думаю, что он это сделал, но бесстрашно, как доктор и философ, он смотрел в глаза неминуемой смерти.Были разные, пустяковые обстоятельства, указывающие на то, что он знал. Так, например, женщине, которая пожаловалась он сказал, что у него бессонница и нервный срыв тихо, с невыразимой грустью:

«Видишь ли, пока у человека легкие в порядке, все правильно.»

Он умер просто, трогательно и в полном сознании. Говорят, его последними словами были: «Ич стербе». а также его последние дни были омрачены глубокой печалью о России, и тревогой чудовищной Японская война.

Его похороны вспоминаются как сон. В холодный сероватый Петербург, заблуждение о телеграмма, небольшое собрание людей в железнодорожная станция «Вагон для устриц», на котором его останки привезены из Германии, станция власти, которые никогда не слышали о Чехове и видели в его теле только железнодорожный груз. … Потом, Напротив, Москва, глубокая печаль, тысячи скорбящих людей, заплаканных лиц. и в последняя его могила на Новодевичьем кладбище, наполненный цветами, бок о бок со скромными могила «казачьей вдовы Ольги» Кукаретников.»

Я помню службу на кладбище в тот день после его похорон. Был тихий июльский вечер, и старые липы над могилами стояли неподвижный и золотой на солнце. Тихо, нежной грустью и вздохами прозвучали женские голоса. И тогда в душах многих глубокое недоумение.

Медленно и молча народ покинул кладбище. Я подошел к маме Чехова и молча поцеловал ее руку. И она сказала тихо, усталый голос:

«Наше испытание горькое…. Антоша мертв «.

О, потрясающая глубина этих простых, обычные, очень чеховские слова! Огромный бездна утраты, безвозвратность большое событие, открытое позади. Нет! Утешения было бы бесполезно. Может ли горе тех, чьи души были так близки к великой душе мертв, когда-нибудь успокоится?

Но пусть их неутолимые муки останутся сознание, что их беда — наша обычное бедствие. Пусть смягчится думал о бессмертии своего великого и чистого название.Действительно: пройдут годы и веков, и время сотрет самую память о тысячи и тысячи живущих сейчас. Но потомство, о счастье которого мечтал Чехов с такой завораживающей грустью произнесет его имя с благодарностью и безмолвной скорбью о своей судьбе.

Брюсов и Куприн :: Русская и восточноевропейская фантастика :: Swarthmore College

Валерий Брюсов (1873-1924) и Александр Куприн (1870-1938)

Информация и вопросы для чтения: Брюсов и Куприн

Антология Worlds Apart содержит несколько вводных разделов Александра Левицкого, очень насыщенных информацией, в том числе писателей которые никогда не писали научной фантастики или фэнтези (или чьи работы могли быть связаны с этими жанрами лишь незначительным образом), не всегда предоставляя много подробностей о писателях, чьи работы включены в антологию.Хорошей идеей является поиск информации в Интернете или обратитесь к одному из стандартных справочников:

• Нил Корнуэлл, изд., Справочник по русской литературе (PG2940 .R44 1998, в Справочном разделе МакКейба — хотя мне сказали что он сейчас отсутствует)
• Виктор Террас, изд., Справочник по русской литературе (PG2940 .h39 1985 в Справочном разделе Маккейба)

Я включил номера телефонов частично потому, что помимо их на соседних полках.

(Обратите внимание, что оба этих автора были переведены Леландом Фетцером, который проделал изумительную работу по передаче стиля fin-de-siècle. Некоторые теории перевода считают, что перевод должен читаться так, как автор «написал бы», если бы он или она была носителем изучаемого языка.Фетцер это действительно удалось.

Валерий Брюсов:

Валерий Брюсов (или Брюсов), 1873-1924, родился в Москве в смешанной семье (один дедушка купил его собственная свобода от крепостного права).Будучи способным и амбициозным студентом колледжа, он написал в своем дневнике, что хочет возглавить литературное движение. С русским символизмом, школой, которая ценила поэзию (и музыку) выше других жанров и создавалась по образцу французских символистов, Брюсов почти достиг этого желания. Он писал во всех жанрах (стихи, критика, «публицистика» — возможно, лучше всего переводится как «увлеченный социальный комментарий», длинная и короткая проза и перевод), используя множество псевдонимов и создавая важные работы в каждом жанре.Он писал или редактировал ряд журналов и был основателем ведущего издательства русских символистов, Skorpion («Скорпион» или «Скорпион» — русские fin de siècle очень интересовались оккультными науками, включая астрологию).

Среди других произведений Брюсова — роман Огненный ангел («Огненный ангел», 1908), действие которого происходит в средние века и посвящено колдовству и инквизиции, но основано на длительном супружеском романе Брюсова, который также был соревнованием с еще один поэт-символист (я забыл, кто кого полюбил в любовном треугольнике).У меня есть копия этого перевода, и МАЛЬЧИК — это мрачная обложка.

После революции Брюсов (поддерживавший временное правительство, пришедшее к власти после февральской революции 1917 года и отречения царя) снискал расположение нового большевистского режима и быстро стал цензором, литературным бюрократом и видной фигурой в правительстве. новые учебные заведения, посвященные литературе. (Чтобы развить подлинно социалистическое искусство, новое правительство начало обучать рабочих письму.) Умер в 1924 году от пневмонии.

Если вы хотите прочитать еще несколько стихов В.Б. и чудесно декадентский, но отнюдь не научно-фантастический рассказ «Сестры» (перевод Р.Л. Паттерсона), можно найти по адресу: http://www.albany .edu / факультет / rlp96 / briusov.html.

Вопросы для чтения:

1. Что вы знаете о Южном Кресте (созвездии, невидимом из северного полушария), и какие значения имеет это название (и созвездие), а также возможные религиозные ассоциации, связанные с Республикой вообразили в рассказе?
2. Имеет ли какое-то особое значение тот факт, что это республика (какая Россия была , а не в 1905 году)? Какую политическую систему подразумевает «республика»?
3. Как вы относитесь к архитектурному, промышленному, экономическому, научному и политическому устройству территории республики?
4. Звездный городок с искусственным освещением и теплом, а также идеальными спицами улиц — это даже более «созданный город», чем Санкт-Петербург.(Петербург был основан по указу Петра Великого в 1703 году на болотистой местности, где строительство, как известно, унесло жизни многих крепостных рабочих, — поэтому часть петербургского мифа состоит в том, что он был построен на костях русского народа. Из-за местоположения Петербурга , он также страдал от частых наводнений, и больше всего пострадали бы бедные; большую часть года погода была холодной, влажной и противной). О чем говорят приведенные здесь описания? (Действительно ли в Антарктиде есть трава летом? — Но мог ли Брюсов знать об этом в 1905 году?)
5. А как же этот гнусный Трест, который так распоряжается жизнью жителей?
6. Как описанные экономические устройства соотносятся со старым добрым марсианским социализмом а-ля Богданов?
7. Русский символизм сначала был назван (его врагами) декадансом, и вы можете видеть, что Брюсов весьма декадентский.Как «подпольные» мерзкие элементы Звездного городка до эпидемии сравниваются с жестокими и отвратительными частями краха общества позже по сюжету (странное увлечение сексуальным насилием в отношении женщин и детей, а также каннибализмом)?
8. Как вы относитесь к «героическому» Горацию де Виль (чья фамилия означает «из города»)?
9. Какие подсказки нам дают датировать события, описанные в истории? (стр. 310, «И вот, по прошествии трехсот лет смертная казнь вернулась на землю», например.)
10. Что вы думаете о Mania contradicens ? Как это обстоит по сравнению с признанными в настоящее время психологическими расстройствами? Как по сравнению с теми расстройствами, которые были признаны в начале ХХ века?
11. Что предлагает Mania contradicens о давлении жизни, которое описывает история?
12. Какой свет могут пролить на это повествование истории о полярных исследованиях, особенно те, которые были доступны к 1905 году? (Брюсов умел читать по-английски, но, вероятно, не по-норвежски.)
13. В конце истории, почему они убираются и планируют начать заново?
14. Есть ли в этой истории мораль?

---

В то время как Брюсов всегда упоминается и часто читается в классах, где обсуждаются русские модернистские литературные течения, Александр Куприн (1870-1938) менее известен на Западе. Вместе с Максимом Горьким, Иваном Буниным (лауреатом Нобелевской премии по литературе 1933 года) и Леонидом Андреевым Куприн входил в группу реалистических прозаиков в эпоху, когда для многих читателей жанром были стихи, и он писал короткую прозу. в эпоху, когда на Западе переводились и открывались великие русские романы XIX века.

Куприн родился в Пензенской губернии, но вырос в Москве. Когда он был молодым писателем, ему приходилось работать на разных должностях, чтобы сводить концы с концами, но его опыт, полученный в результате этих работ, часто использовался при написании. Он эмигрировал из России в 1919 году и много лет жил в Париже, но вернулся в СССР в 1937 году уже с плохим здоровьем (так что, по крайней мере, когда он умер в 1938 году, это было в его собственной новой постели).

Вопросы для чтения:

1. Вы заметили, что действие «Тоста» происходит в 2906 году — ровно через 1000 лет в зависимости от даты рассказа?
2. Насколько я знаю, Куприн был левым, но не особо любил анархистов (в отличие от их всех, дедушки Михаила Бакунина, с густой бородой и способным появиться на плакате с дымящейся бомбой).Что вы думаете об этом прекрасном будущем всемирной анархии?
3. Для пьесы о далеком будущем «Тост» странным образом (нарциссически?) Сосредоточен на 1906. Вы когда-нибудь думали о далеком прошлом подобным образом? С другой стороны, революция 1905 года, возложенные на нее надежды и разочарование из-за ее неудач, действительно оставили значительный след в русских в то время.
4. «Жидкое солнце» мне кажется имитацией Г. Дж. Уэллса, вплоть до английского рассказчика.Вы читали похожие истории на английском языке? Почему Куприн не «перевел» свою идею на русский язык и Россию?
5. Что такое пустяк, и может ли это иметь здесь какое-то значение?
6. Какое общество изображает Куприн, когда наш рассказчик путешествует по Европе?
7. Насколько хотя бы отдаленно правдоподобна эта наука?
8. Есть сюрпризы в сюжете?
9. Так это была невнимательность или самоубийство?
10. Каково значение ухудшения памяти Генри Диббла после катастрофы?

Олеся Куприна — отзыв переводчика | Сесили Лоулесс | Переводы Сесили

Малоизвестная русская история любви

Обложка Лорелей Лавлейс (с разрешения)

Меня познакомили с Олеся Александра Куприна, когда мне было восемнадцать — русский друг, который знал, что я учу язык, дал мне повесть на мой день рождения.Хотя я все еще плохо разбирался в русском языке, и мое чтение постоянно прерывалось ссылками на мой словарь Лангеншайдта, я был сразу очарован золотым миром, выплеснувшимся со страниц. Это любовная история, такая же чистая и важная, как Disney «Спящая красавица » (например), но настолько основанная на деталях реальной жизни, что кажется, будто вы жили вместе с главными героями. Когда я обнаружил, что английские переводы немногочисленны и редки, мне пришлось попробовать свои силы в этом.

Рассказ, опубликованный в 1898 году, был частью «Полесского цикла» Александра Куприна, серии рассказов, в которых писатель исследовал народные обычаи региона между западной Россией и Польшей ( Олеся происходит в Перебродье на территории современной Украина, совсем рядом с границей с Белоруссией), и история основана на внимательном наблюдении за повседневной жизнью глазами хорошо образованного, уроженца города. Это представляло определенную проблему для перевода — крестьяне Перебродья говорили на своем диалекте, формами которого были иногда ближе к украинскому, чем к русскому, и было неудобно переводить это на английский язык, не будучи бесподобным и не заимствуя речевые образцы диалекта диалекта. Английский (опасные и неудовлетворительные воды).Я ограничился переводом формального «ты» как «вы», чтобы указать на нестандартный язык, сохранив при этом речевые обороты в их оригинале.

Вот пример неудобной сцены для перевода, где наш главный герой учит своего слугу, как писать свое имя и описывать буквы, которые, очевидно, выглядят иначе в кириллице. Если бы история была менее местной, у меня, возможно, возникло бы искушение использовать латинские буквы и изобрести новые описания, но я чувствовал, что, поскольку история так явно укоренилась в славянском мире, было бы лучше использовать русские буквы:

Ярмола достаточно уверенно нарисовал первую букву — «П» (мы дали этой букве название «два столба с перекладиной в поперечнике»): потом вопросительно посмотрел на меня.

«Что ты пишешь? Ты забыл?»

«Я забыл…» Ярмола раздраженно покачал головой.

«Что за штука! Ну поставь колесо ».

«Ах! Колесо, колесо. Я знаю… »Ярмола оживился и кропотливо нарисовал на бумаге вытянутую вверх фигуру, очень похожую на очертания Каспийского моря.

Но история отворачивается от местных дел, когда герой заблудился в болоте на охоте и наткнулся на глухой дом на сваях, где он встречает старуху по имени Мануйлиха, которую много лет назад выгнали из деревни за колдовство.Это напоминает русские сказки, где герой попадает в домик на куриных ножках, в котором живет Баба Яга, а сказочность усиливается, когда он встречает внучку ведьмы, милую и своевольную Олесю, которая всю жизнь провела в лесу. Она — один из самых ярких персонажей русской литературы — глубоко любопытный, свежий и невинный, но резкий и недоверчивый. Она способна продемонстрировать определенные сверхъестественные способности, которые рассказчик приписывает любопытной науке, передаваемой из поколения в поколение, и она приписывает дар дьявола — и центральный конфликт истории сосредоточен вокруг ее веры в это проклятие, которое имеет трагические последствия. .

В каком-то смысле эта история — не что иное, как чистейший, простейший роман — две души, которые встречаются и влюбляются так естественно и честно, что вы не чувствуете руку автора в их истории любви, — но она также исследует ряд социальных духовные темы и дает возможность окунуться в жизнь поляков XIX века. Ближайший эквивалент, который приходит на ум, — это романы Джейн Остин, где романтика — главное блюдо, но исследование философии, комедия нравов и взгляд в отдаленный период времени — в равной степени часть очарования, но это — сельская и более страстная Джейн Остин.

Я долго не мог ответить, и мы молча стояли друг перед другом, взявшись за руки, глядя друг другу в глаза серьезно, глубоко и радостно. Эти несколько секунд тишины я всегда буду считать самыми счастливыми в своей жизни: никогда, никогда, ни до, ни после, я не испытывал такого чистого, полного, всепоглощающего восторга. И сколько я читал в темных глазах Олеси: и волнение от нашей встречи, и упрек в мое отсутствие, и страстное признание в любви … Я чувствовал, что в этом взгляде Олеся отдала мне радостно, без условий и без оговорок все свое существо .

Я перевел две другие новеллы Куприна, которые будут опубликованы вместе с Олеся, , которые не так уж неумолимо отмечены как вневременная классика, но все же являются интересными рассказами, и я подумал, что тоже поделюсь отрывками из этих книг.

Гранатовый браслет

Эта новелла в основном происходит во время званого обеда, устроенного молодой герцогиней, сцены из жизни высшего общества, которые были бы удобны в разделах мира Война и мир , которые становятся более мрачными, когда герцогиня ей вручили неподходящий подарок — драгоценный браслет от государственного служащего, который был влюблен в нее до ее замужества.Ее муж и брат идут, чтобы упрекнуть его за подарок, и он убивает себя, что приводит к трогательной финальной сцене, когда герцогиня слушает сонату, которую он просил ее послушать, и слышит его последнее послание к ней:

«Я перед вами — одна молитва: «Да святится имя Твое»

Да, я предвижу страдания, кровь и смерть. И я думаю, что трудно отделить тело от души, и все же. Прекрасная, я тебя хвалила, страстная и тихая любовь.

«Да святится имя Твое.’

Я помню каждый твой шаг, твою улыбку, твой взгляд, звук твоей прогулки. Мои последние воспоминания окутаны сладкой печалью, тихой красивой печалью. Но я не причиню тебе горя. Я уйду в одиночестве, молча, как Бог пожелает, как и моя судьба. «Да святится имя Твое».

В печальный час перед смертью я буду только молиться тебе. Для меня жизнь может быть прекрасна. Не ропщите, бедное сердце, не ропщите. Я взываю к смерти в моей душе, но мое сердце полно хвалы к Тебе: «Да святится имя Твое.’

Вы, вы и люди, которые вас окружали, никто из вас не знает, насколько вы красивы. Часы били. Время. И умирая, я в скорбные часы расставания с жизнью, все-таки пение — Тебе слава.

И она идет, смерть, которая все кончает, и я говорю — слава Тебе! »

Княгиня Вера обняла ствол акации, прижалась к нему и заплакала. Дерево тихо вздрогнуло. Пролетел легкий ветерок и, как бы сочувствуя ей, зашумел листвой.Еще резче пахли цветы табака… И вот чудесная музыка, словно подчиненная ее горе, продолжалась:

«Успокойся, родная, успокойся, миролюбиво. Вы помните меня? Ты помнишь? Ты действительно моя единственная и последняя любовь. Успокойся, я с тобой. Подумай обо мне, я буду с тобой, потому что мы с тобой любили друг друга не только на мгновение, а навсегда. Вы помните меня? Ты помнишь? Ты помнишь? И теперь я чувствую твои слезы. Быть на месте. Сладко, сладко, сладко, сладко мне спать.

Это история, которая оставляет чувство беспокойства — Куприн был реалистом, сосредоточенным на психологии, а не писателем-моралистом или вдохновителем, — но он наполняет мрачный финал своей истории моментом нежной красоты.

Суламифь

Эта история была основана на библейской Песне Соломона , и это был мой наименее любимый перевод, наполненный списками малоизвестных вещей, заимствованных из Царств и Хроник (я использовал Библию короля Иакова как прямую ссылку ), которые читатель бегло просматривает, но переводчик должен уделить внимание всем их упрямым деталям.Списки и списки:

Он любил бледнолицых, черноглазых, красногубых хеттских женщин за их яркую, но мимолетную красоту, которая так рано и так красиво цветет и так же быстро тускнеет, как нарцисс: темные огненные филистимлянки с жесткими каштановыми волосами, в золотых браслетах, звенящих на запястьях, с золотыми кольцами на плечах и широкими кольцами на обеих лодыжках, соединенными тонкой цепочкой; маленькие, нежные, податливые аморейские женщины, склонившиеся без упрека — их верность и покорность в любви стали пословицей; женщины из Ассирии, их глаза расширились от красок и голубых звезд, выгравированных на их лбах и щеках; образованные, веселые и остроумные дочери Сидона, которые хорошо пели и танцевали, играли на арфах, лютнях и флейтах под аккомпанемент бубна; желтокожие египтяне, неутомимые в любви и обезумевшие от ревности; страстные вавилоняне, у которых все тело под одеждой было гладким, как мрамор, потому что они удалили все волосы специальной пастой; девушки из Бактрии, с красивыми волосами и ярко-красными ногтями, которые носили сальвары; застенчивые, молчаливые моавитянки, чьи роскошные груди были прохладными в самые жаркие летние ночи; беспечные, упадочные аммонитянки с огненными волосами и такими белыми телами, что сияли в темноте; и нежные голубоглазые женщины с льняными волосами и мягким ароматом в их коже, которые были привезены с севера из Баальбека и чей язык не понимал никто, живущий в Палестине.Кроме них царь любил многих дочерей Иудеи и Израиля.

В нем рассказывается история царя Соломона и молодой (очень молодой, я думаю, как попытка ослепить историческую достоверность — но, черт возьми) девушки с виноградников, которую он любит больше, чем любую из своих жен, и которая умирает от руки ревнивого соперника в течение недели после свадьбы. Это самый неуклюжий и наименее убедительный из трех этажей, но есть и прекрасные моменты:

Глядя на небо через окно, где ночь уже победила пылающий вечер, Суламифь устремила взгляд на яркую бледно-голубую звезду, где дрожала нежно и нежно.

«Как называется эта звезда, мои возлюбленные?» она спросила.

«Это звезда Солдит», — ответил король. «Это святая звезда. Ассирийские маги говорят нам, что души всех людей живут там после смерти тела ».

«Ты веришь в это, король?»

Соломон не ответил. Его правая рука была под головой Суламифь, и он обнял ее левой рукой, и она почувствовала его ароматное дыхание на себе, на своих волосах и висках.

«Может, мы увидимся там, царь, после смерти?» — обеспокоенно спросила Суламифь.

Король снова замолчал.

«Скажи что-нибудь, любимый», — робко умоляла Суламифь.

Тогда царь сказал:

«Человеческая жизнь коротка, но время бесконечно, а материя бессмертна. Люди умирают и насыщают землю своими разлагающимися телами, земля питает посевы, и посевы приносят зерно, человек глотает хлеб и скармливает им свое тело. На протяжении веков проходят тени и проходят тени, все в мире повторяется — повторяются люди и звери, камни и растения.И мы с вами повторяемся в разнообразном цикле времени и материи, мои возлюбленные. Это так же верно, как если бы мы с вами наполнили большую сумку морскими камнями доверху и бросили в нее один драгоценный сапфир, и если вы вынимаете камни из мешка много раз, вы рано или поздно достанете драгоценный камень, не важно, что вы делаете. Мы с тобой встретимся, Суламифь, и мы не узнаем друг друга, но наши сердца будут склоняться друг к другу с тоской и радостью, потому что мы уже встречались, моя кроткая, моя прекрасная Суламифь, но мы не будем помнить Это.

«Нет, король, нет! Я запомню. Когда ты стоял под моим окном и звал меня: «Возлюбленный, выходи, мои волосы полны ночной росы!» — я знал тебя, я вспомнил тебя, и радость и страх охватили мое сердце. Скажи мне, мой царь, скажи мне, Соломон: теперь, если я умру завтра, ты вспомнишь эту темную девушку из виноградника, свою Суламифь? »

Александр Куприн — интересный писатель, о котором забывали за пределами России, и я надеюсь, что мой перевод сделал его произведения более доступными для англоговорящих.Если вам понравились эти отрывки, то он, вероятно, того стоит.

Дуэль Александра Куприна »MobyLives

29 августа 2012 г.

Джош Биллингс,

Поверьте, любящие литературу американцы сейчас живут в золотом веке переводов. Но что такое перевод? И как оно стало таким позолоченным? В 2008 году хорошие люди из Melville House дали мне возможность присоединиться к разговору, попросив перевести «Сказки о Белкине» Александра Пушкина и «Дуэль» Александра Куприна.Процесс меня чуть не убил. Но, как Измаил размером с пинту, я вынырнул на поверхность и теперь хочу выяснить, кого винить. Ниже приводится третья часть из серии сообщений, в которых я попытаюсь удовлетворить это желание, исследуя свой собственный опыт как практикующего специалиста, так и ненасытного потребителя перевода. Прочтите часть 1 здесь; Часть 2 здесь; Часть 3 здесь; Часть 4 здесь.

Но кто был Александр Куприн ?

Этот вопрос продолжал преследовать меня даже после того, как я погрузился в его писательство и жизнь.Эти двое действительно казались параллельными друг другу — и из-за этого я не мог не сравнить Куприна с некоторыми из моих любимых американских авторов, многие из которых также пытались превратить свою жизнь в мифы, только чтобы превратить свое искусство в самопародия. Самым очевидным из них был Эрнест Хемингуэй, который разделял не только телосложение Куприна и спортивные притязания, но и его преклонение перед жизненным опытом (а также его оборотной стороной: пуританское презрение к любому сочинению, которое казалось «вымышленным»). Но и в Куприне было что-то великолепно смешное: этот бронзовый шлем, например, гораздо больше напомнил мне экстатичного ученика Хемингуэя , Нормана Мейлера .Трое мужчин составили такой идеальный комплимент, что иногда я представлял, как они плывут у берегов Черного моря. Хемингуэй, конечно, мчался; Мейлер был позади него, отвлеченный русалками и приятным теплом собственной мочи; из-за чего Куприн неловко заткнулся, пока он не оказался так далеко, что двое других едва могли его видеть.

Подобные мечты — неизбежная часть тяжелого чтения; но когда дело доходит до перевода, они могут быть особенно плодотворными. Размещение Куприна между Хемингуэем и Мейлером позволило мне увидеть, где их персонажи — их мифы — пересекаются.Они были крутыми парнями; но в их жесткости была театральность, предполагавшая, что она может быть менее естественной, чем созданная: иными словами, поза, принятая за действительное, по своему замыслу, как греческая маска или бюстгальтер push up. А что было под этой маской? Уж точно не мирская ирония, которую он пытался изобразить; напротив, если и было что-то общее, что трое мужчин, казалось, разделяли, так это искренность , лежащая в основе . Вера в искусство и (что еще более удивительно) в способность искусства спасать себя или мир.Хемингуэй в Париже читает Тугенева как «то, за что можно держаться»; Куприн в Москве пишет рассказ за рассказом, пытаясь реформировать свое общество. И когда мир выходит из-под контроля? Разочарование. Разочарование и мелкие работы.

Если в оригинальном Duel Куприна и есть «сущность», которую я упорно старался сохранить, то это душераздирающая комбинация изумления и разочарования, искренности и разочарования. Книга, написанная на пике его способностей, предсказывает, насколько неэффективными в конечном итоге окажутся эти способности.Более того, он интуитивно догадывается о печальной судьбе своего автора, показывая нам, что странным и совершенно загадочным образом идеализм и разочарование идут рука об руку — не только со временем, но и с самого начала, . Серьезный молодой человек в каком-то темном уголке своего сердца знает, какое разочарование его ждет. Откуда он мог это знать? Что ж, может быть, есть какая-то надежда, которая втайне хочет разочароваться — ее так беспокоит ее хрупкость, что она бросается на все углы, которые предлагает мир, просто прекратите с ней расстаться.Итак, The Duel учит нас, что безрассудство — это форма нетерпения: нежелание больше страдать. Давай, покончим с этим. Броситься в море, горящий корабль, на дуэль. Наверное, выйдешь живым, и мучения будут продолжаться. Но, может быть, нет.

Я понятия не имею, все ли переводчики пытаются установить (или вообразить) такого рода психологию для своих авторов; но я знаю, что когда дело доходит до фактической линейной работы, вопрос идентичности может стать значительно более сложным.Мифы наэлектризованы и поэтому аккуратны; но мои грубые переводы The Duel выглядели как поле битвы, с существительными, глаголами и причастиями, разбросанными по равнине, как множество конечностей. Чтобы собрать единое тело из этого беспорядка, потребовалась бы изобретательность Франкенштейна; так что я последовал примеру хорошего доктора и накинулся на могилу. Я грабил историю литературы, загружая свой мешок костями и сухожилиями. Чтобы оценить их соответствие моей задаче, мне пришлось работать по сходству, то есть по моему главенствующему чувству и впечатлению (как бы изменчивому) Куприна как писателя.Итак, как и современники Куприна, я обнаружил, что отвечу на вопрос, кто он такой, размышляя о том, кем он был , как и .

Это был вопрос, ответ на который менялся в зависимости от того, над каким абзацем я работал. Хемингуэй, который сыграл важную роль в формировании моего представления о личности Курпина, оказался здесь бесполезным. «Реальность» в английском (по крайней мере, американском английском) телеграфируется, как правило, поджатой губой; но в России реальность беспорядочная, размашистая, большая. Лев Толстой, например, (которого любили и Хем, и Куприн) повторяет свои предложения снова и снова, складывая предложения в неуклюжую или, скорее, «неуклюжую» попытку заставить нас увидеть, как все было на самом деле.Куприн следует в этом за своим хозяином, добиваясь такой искусной простоты, от которой я временами съеживался, это было так впечатляюще. В такие моменты он напоминал мне британских писателей, таких как Томас Харди и Д.Х. Лоуренс , чье откровенно эротическое чувство пейзажа или (реже) женской ноги заставляло их писать далеко за пределы хорошего вкуса (есть много Харди в соблазнении Сурочки Ромашова, например). А вот в боевых сценах Куприн убывает конкретностью.Глаз, который так восхвалял Чуковский и Бунин , парит, как ястреб, прежде чем попасть точно на нужную деталь, так что мы видим марш полка или мальчика, перепрыгивающего через забор, с такой силой отбрасывания тени, как Стивен Crane мог бы позавидовать.

Это были точки компаса; но на самом деле The Duel содержит множество. Моя собственная версия — всего лишь одна часть этого: оригинал — это эхо-камера русской литературы 19 века, и есть очень хорошая (но, к сожалению, сокращенная) версия Эндрю МакЭндрюса , в которой Киплинг гораздо лучше, чем Мне когда-либо удавалось.Читая эту другую книгу после своей, я почувствовал, как волосы встали у меня на затылке. Кто был или это МакЭндрюс? Шотландский дон? Набоковская шутка? Интернет, который обычно хорошо разбирается в этих вещах, не помог. Он фокусируется на именах, больших и малых; но переводчик, этот самый скользкий из призраков, проскальзывает сквозь все сети.

ДЖОШ БИЛЛИНГС — писатель и переводчик, живущий в Рокленде, штат Мэн. Melville House опубликовал его переводы «Сказки о Белкине» Александра Пушкина и «Дуэль» Александра Куприна.Его недавние работы были опубликованы в The Collagist и The Literary Review. Он ведет блог на сайте beginborrowstijl.blogspot.com.

Белый пудель

Александр Иванович Куприн

---

Белый пудель входит в сборник Куприна Славянская душа и другие рассказы (1916).

---

I

Узкими горными тропинками, от одной дачи к другой, небольшая бродячая труппа продвигалась вдоль южного берега Крыма.Впереди обычно бежал белый пудель Арто, высовывая длинный красный язык из одной стороны рта. Пуделя остригли, чтобы он выглядел как лев. На перекрестках он останавливался, вилял хвостом и вопросительно оглядывался. Казалось, он получил какой-то знак, известный ему одному, и, не дожидаясь, пока его догонит труппа, он мчался по верному пути, тряся своими мохнатыми ушами, ни разу не ошибаясь. Вслед за собакой шел двенадцатилетний Сергей, несущий под левой рукой матрасик для акробатических упражнений, а в правой руке узкую грязную клетку с щеглом, которого учили вытаскивать из ящика разные цветные бумажки. на которых были напечатаны предсказания грядущей судьбы.Последним пришел старейший член труппы дед Мартин Лодишкин с шарманкой на согнутой спине.

Орган старый, очень хриплый, от кашля; за столетие своего существования он претерпел несколько десятков исправлений. Он играл две вещи: меланхолический немецкий вальс Лаунера и галоп из «Поездки в Чайна-тауна», оба модных тридцати-сорока лет назад, но теперь забытые всеми. Помимо этих недостатков, следует сказать, что орган имел две ложные трубки; один из них, дискант, был абсолютно немым, не играл, и поэтому, когда подошла его очередь, вся гармония как бы заикалась, хромала и спотыкалась.У другой трубки, издающей басовую ноту, что-то было не так с клапаном, который не закрывался, и после того, как он был сыграен, он не останавливался полностью, а катился вперед на той же басовой ноте, оглушая и сбивая с толку другие звуки. пока внезапно, по собственному прихоти, он не остановился. Сам дед признавал недостатки своего инструмента и иногда можно было услышать, как он шутливо, хотя и с оттенком тайной печали, заметил:

«Что делать? … Древний орган… он простужен …. Когда играешь, дворяне обижаются. «Тфу, — говорят они, — что за жалкая вещь!» И эти произведения были для своего времени очень хорошими и модными, но в наши дни люди отнюдь не обожают хорошую музыку. Дайте им «Гейшу», «Под двуглавым орлом», пожалуйста, или вальс из «Продавца птиц». Конечно, эти трубки … Я отнес в магазин орган, а чинить не взялись. «Ему нужны новые трубы», — сказали они. — Но лучше всего, если вы прислушаетесь к нашему совету, продайте ржавую вещь музею… как что-то вроде диковинки …. «Ну, ну хватит! Она до сих пор кормила нас, Сергея и меня, и, дай Бог, будет и дальше нас кормить ».

Дедушка Мартин Лодишкин любил свой орган, потому что любить можно только что-то живое, близкое, что-то родственное, если можно. Прожив со своим органом много лет мучительной бродячей жизни, он наконец увидел в нем что-то вдохновенное, почувствовал себя почти сознательным существом. Иногда это происходило ночью, когда они лежали на полу какой-то грязной гостиницы, и шарманка, поставленная рядом с подушкой старика, вдруг издала слабую ноту, грустную меланхолическую дрожащую ноту, похожую на вздох старика.А Лодишкин протягивал руку к резному деревянному боку и ласково шептал:

«Что такое, брат? Жалуется, а! … Терпи, друг …»

И как Лодишкин любил свое. орган и, может быть, даже немного больше, он любил двух других товарищей по его странствиям, Арто, пуделя и маленького Сергея. Он нанял мальчика пять лет назад у плохого человека, вдовца-сапожника, пообещав платить ему два рубля в месяц. Вскоре после этого сапожник умер, и Сергей остался с дедом, навсегда связанный с ним общей жизнью и маленькими повседневными интересами труппы.

II

Тропа шла по высокой скале над морем и бродила в тени древних оливковых деревьев. Море то и дело мерцало между стволами, и временами казалось, что оно стоит спокойной и могучей стеной на берегу. горизонт; его цвет был более синим и насыщенным из-за контраста, который просматривался через решетчатую решетку из серебристо-зеленых листьев. В траве, среди кустов кизила, диких роз и лиан, и даже на ветвях деревьев роились кузнечики, и сам воздух дрожал от монотонно звучащего и непрекращающегося журчания их ног и крыльев.День выдался знойный; не было ветра, и горячая земля обожгла подошвы ног.

Сергей, идя по обыкновению впереди деда, остановился и стал ждать, когда старик его догонит.

«Что, Сережа?» — спросил шарманщик.

«Жара, дедушка Лодишкин … не снесет! Купаться было бы хорошо ….»

Старик вытер рукавом вспотевшее лицо и прикрепил орган к себе в более удобное положение. назад.

«Что было бы лучше?» он вздохнул, нетерпеливо глядя вниз на прохладную голубизну моря. «Только после купания голоден еще больше, понимаешь. Деревенский врач как-то сказал мне:« Соль действует на человека сильнее, чем что-либо другое … значит, она его ослабляет … морская соль … «

» Он, может быть, соврал «, — с сомнением заметил Сергей.

«Соврал! Что дальше? Зачем ему врать? Солидный человек, трезвенник … Имеет домик в Севастополе. К тому же здесь к морю не спуститься.Погодите, мы доедем до Мисхора, и там наши грешные тела омоем. Можно искупаться перед обедом … а потом спать, мы трое … и отличная работа … »

Арто, услышав за спиной разговор, повернулся и побежал назад, его мягкие голубые глаза наполовину закрылся от жары, умоляюще поднял глаза, и его висячий язык задрожал от быстрого дыхания.

«Что такое, брат собачий? Тепло, а? »- спросил дедушка.

Собака зевнула, напрягая челюсти и запихивая язык в трубочку, трясла всем телом и хныкала.

«Да-да, братишка, но ничего не поделаешь, — продолжал Лодишкин. «Написано:« В поту лица твоего », хотя, на самом деле, вряд ли можно сказать, что у тебя есть лицо или что-то большее, чем морда … Уходи! Уходи с собой. …. Что до меня, Сережа, признаюсь, я просто люблю эту жару. Только орган мешает, и если бы не было работы, я бы просто полежал где-нибудь в траве в тени, И желаю доброго утра. Для старых костей этот солнечный свет — лучшая вещь на свете.»

Тропинка спускалась к большому шоссе, широкому, твердому и ослепляюще белому. В том месте, где труппа ступила на него, начиналось старинное баронское поместье, в обильной зелени которого были красивые виллы, клумбы, оранжереи Лодишкин хорошо знал местность и ежегодно заходил в каждую из дач, одну за другой, в сезон сбора винограда, когда весь Крым наполняется богатыми, модными и любящими удовольствия гостями. южная природа не тронула старика, но восхитила Сергея, побывавшего здесь впервые.Магнолии с их твердыми и блестящими листьями, блестящими, словно покрытые лаком или лаком, с большими белыми соцветиями, каждый почти размером с обеденную тарелку; беседки из переплетенных лоз, увешанных тяжелыми гроздьями фруктов; огромные вековые чинары с яркими стволами и могучими кронами; табачные плантации, ручейки, водопады и повсюду, на клумбах, в садах, на стенах вилл, яркие душистые розы — все это неизменно поражало наивную душу мальчика.Он восхищался сценой, дергая старика за рукав и каждую минуту крича:

«Дед Лодишкин, а, дедушка, посмотри, золотая рыбка в фонтане! … Клянусь, дедушка, золотая рыбка, если я умру» для этого!» — воскликнул мальчик, прижавшись лицом к перилам и глядя на большой резервуар посреди сада. «Я говорю, дедушка, посмотри на персики! Боже милостивый, сколько их. Смотри, сколько! И все на одном дереве».

«Уходи, уходи, уходи, дурачок.Чего ты рот растягиваешь? — пошутил старик. — Подожди, пока мы доберемся до города Новороссийск, и отдадимся на юг. Так вот, это действительно место; там ты что-нибудь увидишь. Сочи, Адлер, Туапсе, а потом братишка, Сухум, Батум …. Твои глаза выпадают из головы …. Пальмы, например. Совершенно потрясающе; стволы все лохматые, как войлок, и каждый лист такой большой, что в одном можно спрятаться ».

« Ты не это серьезно! »- радостно воскликнул Сергей.

«Подожди, и ты сам увидишь. А там мало чего? А вот апельсины, например, или, скажем так, лимоны… Вы их, без сомнения, видели в магазинах. ? »

«Ну?»

«Ну, вы видите их просто так, как если бы они росли в воздухе. Без чего-либо, только на дереве, как здесь вы видите яблоко или грушу … И люди там внизу, младший брат, есть совсем в стороне: турки, персы, разные черкесы, и все в халатах и ​​с кинжалами, отчаявшиеся люди! А, братишка, есть даже эфиопы.Я видел их много раз в Батуме! »

« Эфиопы, я знаю. С рогами, — уверенно воскликнул Сергей.

«Ну, рогов, наверное, нет, — сказал дедушка, — это чушь. Но они черные, как ботинки, и даже блестят. Толстые, красные, некрасивые губы, большие белые глаза и волосы, вьющиеся, как спина белой овцы. «

» Ой, ой, как ужасно! … Эфиопы такие? » не бойся. Конечно, поначалу, до того, как вы привыкнете, это настораживает.Но когда ты видишь, что другие люди не боятся, ты набираешься храбрости … Там есть все, маленький брат. Когда мы туда доберемся, ты увидишь. Плохо только одно — жар. Кругом болота, гниль; тут такая жуткая жара. Людям, которые там живут, это хорошо, а вот новичкам — плохо. Впрочем, мы уже достаточно болтаем, мы с тобой, Сергей, так что перелезай через эту перемычку и поднимайся к дому. Там живут действительно прекрасные люди … Если есть что-нибудь, что ты хочешь узнать, просто спроси меня; Я знаю все.»

Но день выдался для них очень неудачным. В одном месте слуги прогнали их почти до того, как их заметила даже хозяйка издали; в другом орган едва начал свою меланхолию впереди. балкона, когда их с отвращением отмахнули; на третьем им сказали, что хозяин и хозяйка еще не прибыли. На двух виллах им действительно заплатили за представление, но очень мало. даже в самых маленьких суммах.Выйдя из ворот на дорогу, он добродушно улыбался и говорил:

«Два плюс пять, итого семь … эй, брат Сереженька, это деньги. Семь раз по семь, и у тебя неплохо получилось. шиллинг, и это была бы хорошая еда и ночлег в наших карманах, и, п’рапс, старику Лодишкину можно дать стаканчик из-за его слабости … Ай-ай, там такие люди Я не могу разобрать: слишком скуп, чтобы дать шестипенсовик, но стыдно вложить пенни … и поэтому они угрюмо приказывают тебе уйти.Лучше бы отдать, если бы всего три гроша … Я бы не обиделся, я никто … зачем обижаться? »

Вообще-то Лодишкин был скромный по порядку, да еще когда его травили. он бы не стал жаловаться. Однако в тот день, о котором мы пишем, он, как это случилось, был обеспокоен из-за его обычного хладнокровия одним из жителей этих крымских вилл, женщиной очень доброй внешности. , владелица красивого загородного дома в окружении прекрасного цветника.Она внимательно слушала музыку; еще внимательнее следил за кувырками Сергея и проделками Арто; спросил у мальчика возраст, как его звали, где он изучал гимнастику, как дедушка пришел к нему, чем его отец зарабатывал на жизнь и так далее, а затем приказал им подождать и, по-видимому, ушел в дом принести им что-нибудь.

Прошло десять минут, четверть часа, а она не появилась, но чем дольше она оставалась, тем сильнее становились смутные надежды труппы.Дедушка даже прошептал Сергею, прикрыв рот ладонью на время:

«Эх, Сергей, это хорошо, не так ли? Спроси, хочешь что-нибудь узнать. А сейчас достанем старую одежду. или, может быть, пара сапог. Конечно! … »

Наконец дама снова вышла на балкон и швырнула в протянутую Сергею шляпу маленькую серебряную монету. А потом она снова вошла. Монета оказалась старой изношенной трехпенсовой биткой с дырочкой в ​​ней. Бесполезно что-либо покупать.Дед держал ее в руке и долго недоверчиво рассматривал. Он вышел из дома и вернулся к дороге, и все это время он все еще держал монетку в раскрытой вытянутой ладони, словно взвешивая ее на ходу.

«Ну-ну …. Умно!» — сказал он наконец, внезапно остановившись. «Должен сказать … И разве мы, трое болванов, не старались изо всех сил. Было бы лучше, если бы она дала нам пуговицу. По крайней мере, мы могли бы где-то пришить. Этого мусора? »Дама, без сомнения, подумала, что для меня это будет все равно, что хорошая монета.Я бы передал это кому-нибудь ночью. Нет-нет, вы глубоко ошибаетесь, миледи. Старик Лодишкин так низко спускаться не собирается. Да, миледи, вот и ваши драгоценные три пенни! Вот! »

И с негодованием и гордостью он швырнул монету на дорогу, и она тихонько зазвенела и потерялась в пыли.

Так прошло утро, и старик с мальчиком миновали все виллы на утесе, готовый спуститься к морю, на пути оставалось только последнее поместье.Это было с левой стороны.

Самого дома не было видно, стена была высокой, а над ней вырисовывалась тонкая россыпь пыльных кипарисов. Только через широкие чугунные ворота, фантастический дизайн которых придавал им вид кружева, можно было увидеть прекрасный газон. Отсюда можно было разглядеть свежую зеленую траву, клумбы и извилистую беседку из виноградных лоз. Посреди лужайки садовник поливал розы. Он приложил палец к трубке в руке и заставил воду в фонтане прыгнуть на солнце, сверкнув мириадами маленьких искр и вспышек.

Дедушка проходил мимо, но, заглянув в калитку, с сомнением остановился.

«Подожди, Сергей, — сказал он. «Наверняка здесь нет народа! Странная вещь! Часто, проходя по этой дороге, я никогда раньше не видел здесь ни души. Ну, брат Сергей, готовься!»

На стене висела табличка:

«Вилла Дружбы: нарушители будут привлечены к ответственности», и Сергей зачитал это вслух.

«Дружба?» — спросил дедушка, который сам читать не умел.«Во-во! Это одно из лучших слов — дружба. Весь день мы терпели поражение, но этот дом наверстает упущенное. Я чую его носом, как если бы я был охотничьим псом. А теперь, Арто, иди сюда, старина. Иди смело, Сережа. Смотри на меня, и если хочешь что-нибудь узнать, просто спроси меня. Я все знаю ».

III

Дорожки были выложены хорошо раскатанным желтым гравием, хрустящим под ногами; а по бокам были бордюры из больших розовых раковин. На клумбах, над ковром из разноцветных трав, росли редкие растения с яркими цветами и сладким ароматом.Кристально чистая вода непрерывно поднималась и плескалась из фонтанов, а гирлянды красивых ползучих растений свисали с красивых ваз, подвешенных в воздухе на проводах, протянутых между деревьями. На мраморных столбах прямо перед домом стояли две великолепные сферы из зеркального стекла, и странствующая труппа, подходя к ним, увидела себя отраженными вверх ногами в забавной изогнутой и вытянутой картине.

Перед балконом была широкая, сильно вытоптанная площадка. На нем Сергей расстелил свой матрац, а дедушка, закрепив орган на палке, приготовился повернуть ручку.Но как только он это делал, его внимание внезапно привлекло самое неожиданное и странное зрелище.

Мальчик лет девяти или десяти внезапно вылетел из дома на террасу, как бомба, издавая пронзительные вопли. Он был в матроске, с голыми руками и ногами. Его светлые кудри клубком падали ему на плечи. Он бросился прочь, а за ним пошли шесть человек; две женщины в фартуках, крепкий старый лакей, без усов и бороды, но с седыми бакенбардами, в сюртуке, тощая рыжеволосая девушка с рыжими волосами в синем клетчатом платье, молодая болезненного вида, но очень красивая дама в синем пиджаке, отделанном кружевом, и, наконец, полный, лысый джентльмен в костюме из шелка туссоре и в золотых очках.Все они были очень возбуждены, махали руками, громко разговаривали и даже толкались друг друга. По одному было видно, что причиной их беспокойства был мальчик в матросском костюме, который так внезапно выбежал на террасу.

И мальчик, причина всей этой суматохи, не переставал кричать ни на секунду, а бросился на живот, быстро перевернулся на спину и стал пинать ногами во все стороны. . Вокруг него суетилась небольшая толпа взрослых.Старый лакей в сюртуке прижался руками к накрахмаленному переду рубашки и умолял и умолял мальчика замолчать, его длинные бакенбарды дрожали, когда он говорил:

«Батюшка, хозяин! … Николай Аполлонович! … Не досаждайте своей мамочке. Вставайте, сэр; будьте так хороши, такие добрые — возьмите немного, сэр. Смесь сладкая, как сладкая, просто сироп, сэр. Теперь позвольте мне помочь вам встать …. «

Женщины в фартуках хлопали в ладоши и быстро-быстро щебетали, казалось, страстными и испуганными голосами.Красноносая девушка сделала трагические жесты и вскрикнула что-то, видимо, очень трогательное, но совершенно непонятное, как это было на иностранном языке. Джентльмен в золотых очках обращался к мальчику аргументированным басом, качал головой взад и вперед, пока говорил, и медленно махал руками вверх и вниз. А красивая, хрупкая на вид дама устало застонала, прижимая к глазам кружевной платок.

«Ах, Трилли, ах, Боже на Небесах! … Ангел мой, умоляю тебя, послушай, твоя мать умоляет тебя.А теперь сделайте, примите лекарство, примите его, и вы увидите, вам сразу станет лучше, и боль в животе исчезнет, ​​и головная боль. Теперь сделай это для меня, радость моя! О, Трилли, если хочешь, твоя мама опустится на колени. Смотри, дорогая, я стою перед тобой на коленях. Если хотите, дам золото — соверен, два соверена, пять соверенов. Трилли, хочешь живую задницу? Хотите живую лошадь? О, ради бога, скажите ему что-нибудь, доктор. «

» Обратите внимание, Трилли.Будь мужчиной! »- гудел толстый джентльмен в очках.

« Ай-яй-яй-я-ааа! »- закричал мальчик, корчась на земле и отчаянно пиная ногами.

Несмотря на крайнее возбуждение он сумел дать несколько пинок окружающим его людям, и они, в свою очередь, достаточно ловко ушли с его пути.

Сергей с любопытством и удивлением смотрел на происходящее и, наконец, толкнул старика в бок и сказал:

«Дед Лодишкин, что с ним? Разве они не могут его побить? »

« Избиение — мне это нравится…. Такой не побит, а всех побьет. Сумасшедший мальчик; я полагаю, больной ».

« Безумие? »- поинтересовался Сергей.

« Откуда мне знать? Хст, тише! … «

» Ай-яй-я-а! Мрази, тупицы! »- кричал мальчик все громче и громче.

« Ну что ж, Сергей. Пора, я знаю! — приказал вдруг Лодишкин, взяв ручку своего органа и решительно повернув ее. В саду поднялись сопящие и фальшивые нотки древнего галопа. Весь народ вдруг остановился и огляделся; даже мальчик замолчал на несколько секунд.

«О боже, они еще больше расстроят мою бедную Трилли!» — воскликнула дама в синем халате со слезами на глазах. Прогоните их, быстро, быстро. Прогоните их прочь, а с ними грязную собаку. У собак всегда такие страшные болезни. Почему ты стоишь беспомощно, Иван, будто окаменел? Она устало покачала платком в сторону деда и маленького мальчика; худощавая красноносая девушка изобразила ужасные глаза; кто-то угрожающе шепнул; лакей в фраке на цыпочках стремительно сбежал с балкона и с выражением ужаса на лице крикнул шарманщику, распахивая руки, как крылья, и говорил:

«Что бы это ни значило — кто их допустил — кто их пропустил? Марш! Убирайся !… »

Орган замолчал в меланхолическом хныканье.

« Прекрасный джентльмен, позвольте нам объяснить », — деликатно начал старик.

« Никаких объяснений! Марш! »- хриплым, сердитым шепотом проревел лакей.

Все его пухлое лицо стало багровым, а глаза вылезли так, что казалось, будто они вдруг выкатятся и убежат, как колеса. Зрелище было таким ужасно, что дедушка невольно отступил на два шага.

«Подними вещи, Сергей», — сказал он, поспешно тряся органом себе на спину.»Давай!»

Но им не удалось сделать больше десяти шагов, когда ребенок закричал еще сильнее, чем когда-либо:

«Ай-яй-яй! Отдай мне! Я жду его! Ааа! Отдай! Позови их. поддержать меня!»

«Но, Трилли! … Ах, боже мой, Трилли; ах, позови их обратно!» простонала нервная дама. «Тфу, как вы все глупы! … Иван, разве ты не слышишь, когда тебе говорят? Иди немедленно и перезвони этим нищим! …»

«Конечно! Ты! Эй, что за черт! Вы себя называете? Шарманщики! Вернитесь! » закричали сразу несколько голосов.

Полненький лакей перепрыгнул через лужайку, его бакенбарды развевались на ветру, и, обогнав артистов, закричал:

«Пст! Музыканты! Назад! Разве вы не слышите, друзья, вам перезвонили. ? » воскликнул он, тяжело дыша и размахивая обеими руками. «Почтенный старик!» — сказал он наконец, схватив дедушку за рукав. «Поверните валы по кругу. Хозяину и хозяйке будет приятно увидеть вашу пантомиму».

«Ну-ну, наконец-то дело!» — вздохнул дед, поворачивая голову.И небольшая группа вернулась на балкон, где собирались люди, и старик закрепил свой орган на палке и играл на отвратительном галопе с того самого места, где он был прерван.

Шум утих. Дама с маленьким мальчиком и джентльмен в золотых очках вышли вперед. Остальные почтительно остались позади. Из глубины куста вышел садовник в фартуке и остановился на небольшом расстоянии. Откуда-то появился дворник и встал за садовником.Это был огромный бородатый крестьянин с мрачным лицом, узкими бровями и рябыми щеками. Он был одет в новую розовую блузку с узором из больших черных пятен.

Под хриплую музыку галопа Сергей расстелил матрац, стянул бриджи брезентовые — они были вырезаны из старого мешка, а сзади, в самом широком месте, красовалась четырехсторонняя торговая марка фабрика — сбросил с себя рваную рубашку и выпрямился в хлопковом нижнем белье.Несмотря на то, что эту одежду много поправляли, он был красивым мальчиком, гибким и сильным. У него была небольшая программа акробатических трюков, которую он выучил, наблюдая за старшими на арене цирка. Подбегая к матрасу, он прикладывал обе руки к губам и страстным жестом махал публике двумя театральными поцелуями. Так началось его выступление.

Дедушка без остановки крутил ручку органа, и пока мальчик жонглировал различными предметами в воздухе, старая музыкальная машина издавала свои дрожащие, кашляющие мелодии.Репертуар Сергея был невелик, но он делал это хорошо и увлеченно. Он подбросил в воздух пустую пивную бутылку, так что она несколько раз повернулась в полете, и внезапно зацепив ее горлышком вниз о край подноса, он несколько секунд балансировал там; он жонглировал четырьмя шарами и двумя свечами, поймав последние одновременно двумя подсвечниками; он играл с веером, деревянной сигарой и зонтиком, бросая их взад и вперед в воздухе, и, наконец, с раскрытым зонтиком в руке, прикрывающей его голову, сигару во рту и веером, кокетливо размахивающим в другой руке. рука.Затем он сделал несколько сальто на матрасе; сделал «лягушку»; связал себя американским узлом; ходил на руках и, исчерпав свою маленькую программу, еще раз послал публике два поцелуя и, тяжело дыша от упражнения, побежал к деду, чтобы занять его место за органом.

Теперь настала очередь Арто. Собака это прекрасно знала, и какое-то время он от волнения скакал и нервно лаял. Возможно, умный пудель хотел сказать, что, по его мнению, было неразумно проходить акробатические номера, когда Реомюр показал тридцать два градуса в тени.Но дедушка Лодишкин с хитрой ухмылкой вытащил из кармана пиджака тонкую кизилову. В глазах Арто появилась меланхолия. «Разве я не знал этого!» они как бы говорили, и он лениво и непокорно приподнялся на задние лапы, ни разу не переставая смотреть на своего хозяина и моргать.

«Подавай, Арто! Так, так, так …», — приказал старик, держа переключатель над головой пуделя. «Кончено. Итак. Повернись … снова … снова …. Танцуй, песик, танцуй! Сиди! Чего? Не хочешь? Сядь, когда тебе скажут! А-а…. Верно! Теперь смотри! Приветствуйте уважаемую публику. А теперь, Арто! »- угрожающе закричал Лодишкин. не понимает меня, — казалось, говорил этот недовольный лай.

— Все, так лучше. Вежливость прежде всего. Теперь сделаем небольшой прыжок, — продолжил старик, протягивая ветку на небольшом расстоянии от земли.»Allez! Не о чем высовывать язык, брат. Allez! Gop! Великолепно! А теперь, пожалуйста, noch ein mal … Allez! … Gop! Allez! Gop! Замечательный песик. Когда ты вернешься домой, ты будет морковь. Ты не любишь морковь, а? Ах, я совсем забыл. Тогда возьми мой шелковый топпер и спроси у людей. Черт возьми, они дадут тебе что-нибудь повкуснее. »

Дедушка поднял собаку на задние лапы и сунул в рот старую засаленную шапку, которую с такой тонкой иронией назвал шелковой головкой.Арто, притворно стоя на седых задних лапах и сжимая в зубах кепку, подошел к террасе. В руках хрупкой дамы оказалась небольшая перламутровая сумочка. Все вокруг сочувственно улыбались.

«Что? Разве я тебе не говорил?» — насмешливо спросил старик Сергея. «Спроси меня, брат, если ты когда-нибудь захочешь узнать что-нибудь, потому что я знаю. Не меньше рубля».

В этот момент раздался такой нечеловеческий вой, что Арто невольно уронил фуражку и спрыгнул, заложив хвост между ног, со страхом оглянулся через плечи, подошел и лег к ногам своего хозяина.

«Я жду его», — закричал кудрявый мальчик, топая ногами. «Отдай его мне! Я хочу его. Собака, говорю тебе! Трилли трепещет!»

«Ах, боже мой! Ах, Николай Аполлонович! … Батюшка, хозяин! … Успокойся, Трилли, умоляю тебя!» — закричали народные голоса.

«Собака! Дайте мне собаку; я хочу его! Мрази, демоны, тупицы!» воскликнул мальчик, совершенно не в своем уме.

«Но, ангел мой, не расстраивай себе нервы», — шепелявила дама в синем халате.«Вы хотите погладить собаку? Очень хорошо, очень хорошо, радость моя, через минуту вы сможете. Доктор, как вы думаете, могла бы Трилли погладить эту собаку?»

«Вообще говоря, я не должен этого советовать», — сказал доктор, размахивая руками. «Но если бы у нас было какое-нибудь надежное дезинфицирующее средство, например борная кислота или слабый раствор карболы, то … в общем …»

«Да-ог!»

«Через минуту, моя заклинательница, через минуту. Итак, доктор, вы приказываете мыть собаку борной кислотой, а затем…. О, Трилли, не впадай в такое состояние! Старик, вырасти свою собаку, пожалуйста, пожалуйста. Не бойтесь, вам за это заплатят. И, послушайте минутку — собака больна? Я хочу спросить, страдает ли собака водобоязнью или кожным заболеванием? »

« Не хочу его гладить, не хочу », — взревела Трилли, выдыхая ему рот, как мочевой пузырь.« Толстоголовый! Демоны! Отдай мне его совсем! Я хочу поиграть с ним …. На все времена.

«Послушай, старик, подойди сюда», — крикнула дама, пытаясь перекричать ребенка.«Ах, Трилли, ты убьешь свою собственную мать, если сделаешь такой шум. Почему они вообще впустили этих музыкантов? Подойди ближе — еще ближе; иди, когда тебе скажут! … Так лучше … О, не обижайтесь! Трилли, ваша мать сделает все, о чем вы просите. Я умоляю вас, мисс, постарайтесь успокоить ребенка … Доктор, прошу вас … Как много вы хотите, старик? »

Дед снял фуражку, и на его лице появилось почтительно жалкое выражение.

«Насколько вы сочтете нужным, миледи, ваше превосходительство…. Мы люди по-малому, и все для нас благо …. Наверное, старика ничего не сделаешь … «

» Ах, как бессмысленно! Трилли, у тебя заболит горло … Неужели ты не понимаешь, что собака твоя, а не моя … Итак, сколько ты скажешь? Десять? Пятнадцать? Двадцать? «

» А-а-а; Я жду этого, дай мне собаку, дай мне собаку, — завизжал мальчик, пиная круглый живот случившегося рядом лакея.

«То есть… простите меня, ваше Безмятежность, — заикался Лодишкин. — Понимаете, я старик, тупой … Сразу сложно понять … Более того, я глухой … Итак, я должен спросить, короче, что вы хотели сказать? … За собаку? … «

» Ах, боже мой! — Мне кажется, вы нарочно притворяетесь идиоткой, — сказала дама, вскипая. Я спрашиваю вас на русском языке, за сколько вы хотите продать свою собаку? Вы понимаете — ваша собака, собака?.. «

» Собака! «До-ог!» — крикнул мальчик громче, чем когда-либо.

Лодишкин обиделся и снова надел шляпу.

«Собак, миледи, я не продаю», — холодно и с достоинством сказал он. Более того, сударыня, эта собака, надо понимать, была для нас двоих, — он указал средним пальцем через плечо на Сергея, — была для нас двоих, кормильца и разносчика. Он накормил нас, напоил и одел нас. Я не мог придумать ничего более невозможного, чем, например, продажу.

Трилли все это время издавала пронзительный вопль, как свист паровой машины. Ему дали стакан воды, но он яростно плеснул им в лицо своей гувернантке.

«Послушай, ты сумасшедший старик. чувак! … Нет вещей, которые не продаются, если только будет предложена достаточно большая цена, — настаивала дама, прижимая ладони к вискам. — Мисс, быстро вытри лицо и дайте мне мою смесь от головной боли. Теперь, возможно, ваша собака стоит сто рублей! Что тогда, двести? Три сотни? Теперь ответьте, образ.Доктор, Господи, скажи ему что-нибудь! »

« Собирайся, Сергей, — угрюмо прорычал Лодишкин. — Имидж, im-a-age …. Вот, Арто! … »

«Эй, подожди минутку, пожалуйста», — протянул толстый джентльмен в золотых очках авторитетным басом. «Тебе лучше не быть упрямым, дорогой человек, теперь я тебе говорю. Для вашей собаки десять рублей были бы прекрасной ценой, и даже для вас в придачу …. Только подумайте, задница, сколько вам предлагает дама.

«Я очень смиренно благодарю вас, сэр», — пробормотал Лодишкин, зацепив за плечи орган.»Только я не понимаю, как можно было бы сделать такой бизнес, как, например, продавать. Теперь я думаю, вам лучше поищите какую-нибудь другую собаку где-нибудь еще … Так что хорошего вам дня». …. Теперь, Сергей, вперед! »

«А паспорт есть?» — в ярости взревел доктор. «Я знаю тебя — канай».

«Портер! Семен! Выгони их!» воскликнула дама, ее лицо исказилось от ярости.

Мрачный носильщик в розовой блузке угрожающе бросился к артисткам.На террасе поднялся гул, Трилли рычала изо всех сил, его мать рыдала, медсестра что-то говорила своей помощнице, доктор гудел, как сердитый жук. Но у дедушки и Сергея не было времени оглянуться назад или посмотреть, чем все закончится. Пудель бежал впереди них, они быстро добрались до ворот, а за ними дворовый дворник ударил старика по спине, бил его органом и кричал:

«Выходи, негодяи! Слава богу, что ты не вешаешься за шею, старый мерзавец.Помни, в следующий раз, когда ты приедешь сюда, мы не будем церемониться с тобой, а сразу оттащим в полицейский участок. Шарлатаны! »

Долгое время мальчик и старик молча шли вместе, но вдруг, как будто заранее договорились о времени, оба посмотрели друг на друга и засмеялись. Сергей, просто рассмеялся, а потом Лодишкин улыбнулся, видимо, в некотором замешательстве.

«А, дедушка Лодишкин, ты все знаешь?» — поддразнил Сергея.

«А-а, брат, нас здорово обманули, — сказал старый шарманщик. , кивая головой.«Грязный мальчишка, однако… Как они вырастят такое существо, одному Господу известно. Да, пожалуйста, двадцать пять мужчин и женщин, стоящих вокруг него, танцуют танцы ради него. Что ж, если бы он был в моих силах, я бы преподал ему урок. «Дайте мне собаку», — говорит он. Что тогда? Если он попросит луну с неба, дайте ему и это, я Предположим. Иди сюда, Арто, иди сюда, моя маленькая собачка. Ну, а какие деньги мы взяли сегодня — удивительно! »

«Лучше денег, — продолжал Сергей, — одна дама дала нам одежду, другая — целый рубль».А дедушка Лодишкин заранее все знает? »

« Молчи, — добродушно прорычал старик. — Ты не помнишь, как ты убежал от носильщика? Я думал, что никогда не должен тебя догонять. Серьезный человек, этот носильщик! »

Выйдя из вилл, бродячая труппа пошла вниз по крутой и извилистой тропе к морю. В этом месте горы, удаляясь от берега, оставляли красивый ровный пляж, покрытый мелкой галькой, который шепелявил и болтал, когда волны переворачивали их.В двухстах ярдах от моря дельфины кувыркались, показывая на мгновение свои изогнутые и блестящие спины. Вдалеке на горизонте широкого синего моря, словно на прекрасной бархатной тёмно-пурпурной ленте, виднелись паруса рыбацких лодок, окрашенные в розовый цвет в солнечном свете.

«Вот купаемся, дед Лодишкин», — решительно сказал Сергей. И он снял брюки на ходу, прыгая для этого с одной ноги на другую. «Позвольте мне помочь вам снять орган.»

Он быстро разделся, хлопнув ладонями по своему загорелому телу, побежал к волнам, набрал горсть пены, чтобы набросить на плечи, и прыгнул в море.

Дед разделся не торопясь. глаза от солнца руками и, наморщив брови, посмотрел на Сергея и понимающе ухмыльнулся.

«Неплохой; мальчик растет, — подумал про себя Лодишкин. — Костей много, все ребра обнажены; но все равно он будет сильным парнем.»

» Эй, Серожская, не заходи слишком далеко. Морская свинья тебя утащит! »

« Если так, то я поймаю ее за хвост », — крикнул Сергей издали.

Дедушка долго стоял на солнышке, чувствуя себя под мышками. очень осторожно спустился к воде и, прежде чем войти, тщательно намочил свою лысую рыжую макушку и впалые стороны тела. Он был желтым, сморщенным и слабым, ноги у него были удивительно тонкие, а спина с резко выступающим плечом -клинки горбились из-за долгого ношения органа.

«Смотри, дедушка Лодишкин!» — закричал Сергей и сделал сальто в воде.

Дед, ныне спустившийся в воду до середины, сел с шепотом удовольствия и крикнул Сергею:

«А теперь не балуйся, поросенок. Не забывай, что я тебе скажу или Я отдам его тебе «.

Арто непрестанно лаял и прыгал по берегу. Он очень расстроился, увидев, что мальчик так далеко плывет. «Какой смысл хвастаться своей храбростью?» волновался пудель.»Разве нет земли, и разве она не достаточно хороша, чтобы продолжать жить, и намного спокойнее?»

Он сам заходил в воду два или три раза и плескал языком по волнам. Но он не любил соленую воду и боялся маленьких волн, катящихся к нему по гальке. Он прыгнул обратно на сухой песок и тотчас же принялся лаять на Сергея. «К чему эти глупые, глупые уловки? Почему бы не прийти и не сесть на пляже рядом со стариком? Дорогой, милый, какое беспокойство нам доставляет этот мальчик!»

«Эй, Сережа, все равно пора выходить.«С тебя хватит», — воскликнул старик.

«Минуту, дедушка Лодишкин, — крикнул мальчик в ответ. — Посмотри, как я пароход. Ууу-ух! »

Наконец он доплыл до берега, но, прежде чем одеться, поймал Арто на руки и, вернувшись с ним к кромке воды, швырнул его как можно дальше. Собака тут же поплыла. спину, оставив над поверхностью воды одни только ноздри и плавающие уши, и громко и обиженно фыркнув, Дойдя до сухого песка, он сильно встряхнул всем телом, и на старика и на Сергея полетели тучи воды.

«Сережа, мальчик, посмотри, уж точно это нам!» — сказал вдруг Лодишкин, глядя вверх на обрыв.

По дорожке вниз они увидели того же мрачного дворника в розовой блузке с крапчатым узором, размахивающего руками и кричащего им, хотя они не могли разобрать, что он говорил, того самого парня, который четверть часа назад выгнал бродячую труппу с виллы.

«Чего он хочет?» — недоверчиво спросил дедушка.

IV

Носильщик продолжал плакать и в то же время неуклюже прыгать по крутой тропе, рукава его блузки дрожали на ветру, а тело ее разлеталось, как парус.

«О-хо-хо! Постойте, вы трое!»

— С этими людьми не покончить, — сердито прорычал Лодишкин. «Это опять Артошка».

«Дедушка, что ты скажешь? Давай врубимся в него!» — смело предложил Сергей.

«Молчи! Не будь опрометчивым! Но что это за люди? Да простит нас Бог…. «

» Я говорю, это то, что вы должны сделать … «- издалека начал задыхающийся носильщик.» Вы продадите эту собаку. Эх что? Нет мира с маленьким хозяином. Ревет, как теленок: «Дай, дай собаку…» Хозяйка прислала. «Купи, — говорит она, — сколько тебе придется заплатить».

«Вот это уже довольно глупо со стороны твоей хозяйки», — сердито воскликнул Лодишкин, так как здесь, на берегу, он чувствовал себя гораздо увереннее в себе, чем он. в чужом саду ». И я хотел бы спросить, как она может быть моей любовницей? Возможно, она твоя любовница, но для меня она дальше троюродной сестры, и я могу плюнуть на нее, если захочу.А теперь, пожалуйста, из любви к Богу … прошу вас … будь так добр, уйдите … и оставьте нас в покое.

Но швейцар не обратил внимания. Он сел на гальку рядом со стариком и, неловко почесывая его шею пальцами, обратился к нему так:

«Ну, неужели ты не понимаешь, дурак? …»

«Я слышу это от дурака», — прервал старик.

«Ну, давай … не в этом дело …. Просто скажи это себе. Что тебе за собака? Выберите другого щенка; все ваши расходы — это палка, и вот вам снова ваша собака.Разве это не смысл? Разве я не говорю правду? А? »

Дед задумчиво застегнул ремень, служивший ему ремнем. На упорные вопросы носильщика он ответил с нарочитым равнодушием.

« Говори, говори все, что хочешь сказать, а потом я Отвечаю тебе сразу. «

» Тогда, брат, подумай о количестве, — горячо закричал швейцар. — Двести, может быть, триста рублей одной штукой! Ну, они обычно дают мне что-то за мою работу … но вы только подумайте об этом.Целых триста! Знаете, с этим можно было бы открыть бакалейную лавку… »

Сказав это, носильщик вынул из кармана кусок колбасы и бросил его пуделю. Арто поймал его в воздухе, проглотил. залпом и заискивающе вилял хвостом.

«Готово?» — сладко спросил Лодишкин.

«Не нужно много времени, чтобы сказать то, что я должен был сказать. Отдайте собаку, и деньги будут в ваших руках ».

« Со-о, — насмешливо протянул дедушка. — Это значит, что собаку продать? »

« А что еще? Обычная распродажа.Видишь ли, наш маленький хозяин такой сумасшедший. Вот в чем дело. Что бы он ни хотел, он переворачивает весь дом с ног на голову. «Отдай», — говорит он, и это должно быть дано. Вот как это без отца. Когда его отец здесь … святые святые! … мы все ходим по головам. Отец — инженер; возможно вы слышали о господине Обольянинове? Он строит железнодорожные пути по всей России. Миллионер! У них только один мальчик, и они его балуют. «Я хочу живую пони», — говорит он, — вот вам пони. «Я хочу лодку», — говорит он, — вот настоящая лодка.Нет ничего, в чем бы ему отказывали …. «

» А луна? »

« То есть в каком смысле? »- спросил носильщик.

« Я говорю, он никогда не просил луну у небо? «

» Луна. Что это за чушь? »- сказал портье, покраснев.« Ну что, договорились, не так ли, дорогой? » и он выпрямился настолько прямо, насколько позволяла его согнутая спина

«Я спрошу вас об одном, молодой человек», — сказал он не без достоинства.«Если у тебя был брат, или, скажем так, друг, который вырос с тобой с детства, — А теперь остановись, друг, не бросай колбасу собаке … лучше съешь ее сам …. Ты нельзя подкупить собаку этим, брат — я говорю, если бы у тебя был друг, самый лучший и самый верный друг, какой только можно иметь … тот, кто с детства … ну тогда, например, за сколько вы бы его продали? »

«Я бы нашел цену даже за него!» и скажите ему, что не все, что обычно продается, также нужно покупать.Да! А собаку лучше не гладить. Это бесполезно. Вот, Арто, пес, я тебе отдам. Давай, Сергей. «

» Ах ты, старый дурак! «- закричал наконец швейцар.

» Дурак; да, я был им от рождения, а ты, отребье, Иуда, продавец душ! — крикнул Лодишкин. — Когда видишь свою генерал-даму, передай ей наши самые добрые почтения, наши глубочайшие почтения. Сергей, сверните матрас. Ай, ай, у меня спина, как болит! «Пойдем.»

«Так-о, вот что это значит», — многозначительно протянул носильщик.

«Да. Вот что. Бери!» — раздраженно ответил старик. Затем труппа побрела вдоль берега по той же дороге. Однажды, случайно оглянувшись, Сергей заметил, что за ними идет носильщик; лицо его казалось задумчивым и мрачным, кепка закрывала глаза, и он пятью пальцами почесал косматую морковно-рыжую шею.

V

Одно место между Мисхором и Алоопкой давно уже было обозначено Лодишкиным как прекрасное место для обеда, и именно сюда они и отправились теперь.Недалеко от моста через стремительный горный поток со стороны утеса бродил холодный шумный поток прозрачной воды. Это было в тени кривых дубов и густых кустов орешника. Ручей превратился в неглубокую впадину в земле, из которой вытекали крошечные змеиные ручейки, сверкающие в траве, как живое серебро. Каждое утро и вечер здесь можно было видеть благочестивых турок, совершающих омовение и возносящих молитвы.

«Наши грехи тяжелы, а провизия скудна», — сказал дедушка, сидя в тени куста орешника.«А теперь, Сережа, пойдемте. Господи, дай благословение Твое!»

Достал из мешка хлеб, помидоры, кусок бессарабского сыра и бутылку оливкового масла. Он достал мешочек с солью, старую тряпку, перевязанную веревкой. Перед едой старик много раз перекрестился и что-то прошептал. Затем он разбил корку хлеба на три неравные части: самую большую он дал Сергею (он растет — он должен есть), следующую по величине он дал пуделю и самую маленькую взял себе.

«Во имя Отца и Сына. Взоры всех ждут Тебя, Господи», — прошептал он, делая салат из помидоров. «Ешь, Сережа!»

Ели медленно, не торопясь, молча, как едят работающие. Все, что было слышно, это работа трех пар челюстей. Арто, растянувшись на животе, съел немного с одной стороны, грыз корку хлеба, которую держал между передними лапами. Дед и Сергей поочередно обмакивали помидоры в соль и красили от сока губы и руки.Закончив, они напились воды из ручья, наполнили небольшую жестяную банку и приложили ее ко рту. Это была чистая вода и такая холодная, что кружка стала мутной снаружи от конденсата на ней. Полуденная жара и долгая дорога утомили исполнителей, так как они уже были с солнцем. Дедушка невольно закрыл глаза. Сергей зевнул и потянулся.

«Ну что, братишка, а что, если бы мы полежали и поспали минутку или около того?» спросил дедушка.»Последний глоток воды. Ух! Отлично!» — воскликнул он, вынимая губы из банки и тяжело дыша, яркие капли воды стекали с его бороды и усов. «Если бы я был царем, я бы пил эту воду каждый день … с утра до ночи. Вот, Арто! Ну, Бог накормил нас, и никто нас не видел, или, если кто-то видел нас, он не обиделся. … Ох-ох-охонуш-ки-э-э! »

Старик и мальчик легли бок о бок в траве, делая подушки для голов своих курток. Темные листья жестких, разветвленных дубов шумели над ними; изредка в тени блестели клочки ярко-синего неба; ручейки, бегущие от камня к камню, монотонно и украдкой стучали, как будто кого-то колдовством усыпляли.Дед поворачивался из стороны в сторону, что-то бормотал Сергею, но Сергею его голос казался далеким в тихой и сонной даль, а слова были странными, как сказочные.

«Прежде всего — куплю тебе костюм розово-золотой … тапочки тоже из розового атласа … в Киеве или Харькове, а может быть, скажем, в городе Одессе — там, брат , есть цирки, если хотите! … Бесконечные фонари … все электричество …. Людей, может быть, тысяч пять, может, больше… как я должен знать. Мы должны придумать для вас имя — итальянское, конечно. Что делать с таким именем, как Эстифееф, или, скажем, Лодишкин? Совершенно абсурдно! В них нет никакого воображения. Так что мы позволим вам появиться на плакатах как Антонио или, возможно, тоже неплохой, Энрико или Альфонс … »

Мальчик больше ничего не слышал. Сладкий и нежный сон опустился на него и овладел его тело … И дедушка заснул, внезапно потеряв нить любимых послеобеденных мыслей, своей мечты о великолепном акробатическом будущем Сергея.Однако однажды во сне ему показалось, что Арто на кого-то рычит. На мгновение в его мечтательном мозгу промелькнуло полубессознательное и тревожное воспоминание о привратнике в розовой блузке, но, охваченный сном, усталостью и жарой, он не мог встать, а только лениво, с закрытыми глазами плакал к собаке:

«Арто … куда ты идешь? Я дам тебе, цыганка!»

Но он сразу забыл, о чем говорил, и его разум снова погрузился в тяжесть сна и смутные сны.

Наконец-то разбудил его голос Сергея, потому что мальчик метался взад и вперед сразу за ручей, громко крича и насвистывая, тревожно зовя собаку.

«Вот, Арто! Вернись! Фу, фу! Вернись, Арто!»

«О чем ты вошь, Сергей?» — недовольно воскликнул Лодишкин, пытаясь вернуть кровообращение спящей руке.

«Мы потеряли собаку, пока спали. Вот что мы сделали», — резко и отругал мальчик.«Собака потерялась».

Он снова резко свистнул и закричал:

«Арто-о-о!»

«Ах, вы придумываете глупости! Он вернется», — сказал дедушка. Но все-таки он тоже встал и стал звать собаку сердитым, сонным, старым фальцетом:

«Арто! Вот, собака!»

Старик поспешно и трепетно ​​перебежал мост и стал подниматься по шоссе, на ходу зовя собаку. Перед ним лежала яркая белая полоса дороги, ровная и чистая полмили, но на ней не было ни фигуры, ни тени.

«Арто! Ар-тош-энка!» жалобным голосом причитал старик, но вдруг он перестал его звать, нагнулся на обочине дороги и сел ему на пятки.

«Да, это то, что есть», — сказал старик слабым голосом. «Сергей! Сережа! Иди сюда, мой мальчик!»

«Что ты хочешь теперь?» крикнул мальчик грубо. «Что ты нашел сейчас? Нашел вчера на обочине дороги, а?»

«Сережа … что это? … Что ты думаешь? Ты видишь, что это?» — спросил старик едва громче шепота.Он посмотрел на мальчика жалобно и рассеянно, и его руки беспомощно свисали по бокам.

В дорожной пыли лежал сравнительно большой недоеденный кусок колбасы, и вокруг него во все стороны были отпечатаны следы собачьих лап.

«Снял, мерзавец, заманил», — прошептал дед, дрожа от страха, все еще сидя на каблуках. «Это он; никто другой, это совершенно ясно. Разве ты не помнишь, как он бросил колбасу Арто у моря?»

«Да, все понятно», — угрюмо повторил Сергей.

Дедушкины широко открытые глаза наполнились слезами, которые быстро текли по его щекам. Он спрятал их руками.

«Ну, что мы можем сделать, Сереженька? Э, мальчик? Что теперь делать?» — спросил старик, раскачиваясь взад и вперед и беспомощно плача.

«Что делать, что делать!» — поддразнил Сергея. «Вставай, дедушка Лодишкин, поехали!»

«Да пошли!» — грустно и смиренно повторил старик, поднимаясь с земли. «Пойдем, я думаю, Сереженька.

Теряя терпение, Сергей стал ругать старика, как маленького мальчика.

«Довольно погонять, старик, тупой! Кто когда-нибудь слышал, чтобы люди таким образом уносили чужих собак? Это не закон. Для чего ты моргаешь на меня глазами? Я говорю неправду? Давайте просто скажем: «Верните нам собаку!» а если не отдадут, то в суд с этим, и этому конец. «

» В суды … да … конечно …. Правильно, в суды, конечно…, — повторил Лодишкин с бессмысленной горькой улыбкой. Но глаза его в недоумении глядели туда и сюда. — В суд … да … только вы знаете, Сереженька … не получится … мы бы никогда не попали в суды …. «

» Как не работает? Закон для всех один. Что они могут сказать за себя? »- нетерпеливо перебил мальчик.

« А теперь, Сережа, не делай этого … не сердись на меня. Они не вернут нам собаку ». Тут дед загадочным образом понизил голос.«Боюсь, из-за паспорта. Разве вы не слышали, что сказал там джентльмен?« У вас есть паспорт? » — говорит он. Ну, а там, видите ли, я, — тут дед скривился и как будто испугался, и еле слышно прошептал, — я живу по чужому паспорту, Сережа.

«Как у кого-нибудь?»

«Чужой. Больше об этом нет. Я потерял свой в Таганроге. Возможно, его украли. Два года после этого я бродил, прятался, давал взятки, писал петиции…. наконец-то я увидел, что выхода нет. Пришлось жить как заяц — всего бояться. Но однажды в Одессе, в ночлежке, один грек заметил мне следующее: «То, что вы говорите, — говорит он, — это ерунда. Положи на стол двадцать пять рублей, и я дам тебе паспорт, которого хватит до конца света ». Я беспокоился об этом. «Я потеряю голову из-за этого», — подумал я. Однако «Дай мне», — сказал я. И с того времени, мой дорогой мальчик, я хожу по свету с чужим паспортом.«

« Ах, дедушка, дедушка! »- вздохнул Сергей со слезами на глазах. -« Прости за собаку. Понимаешь, очень хорошая собака … »

« Сереженька, милая, — дрожал старик, — если бы у меня был настоящий паспорт. Как вы думаете, это имело бы для меня значение, даже если бы они были генералами? Я бы взял их за горло! … Как это? Одну минуту, пожалуйста! Какое у тебя право красть чужих собак? Какой для этого есть закон? Но теперь у нас стопор, Сережа.Если я пойду в полицейский участок, первым делом будет: «Покажите нам свой паспорт! Вы самарский гражданин по имени Мартин Лодишкин? Я, ваше превосходительство, дорогой, я, братишка, вовсе не Лодишкин и не гражданин, а крестьянин. Иван Дудкин — меня зовут. А кто этот Лодишкин, одному богу известно! Как я могу сказать? Возможно, вор или беглый каторжник. Возможно, даже убийца. Нет, Сережа, мы не должны ничего так делать. Совсем ничего …. «

Дед подавился, и слезы снова потекли по его загорелым морщинкам.Сергей, молча слушавший старика, нахмурив брови, бледное от волнения лицо, вдруг встал и закричал: «Давай, дедушка. К черту с паспортом! переночевать здесь, на большой дороге? »

«Ах, моя дорогая, моя дорогая, — сказал старик, дрожа. «Это был умный пес … этот наш Артошенька. Другого мы не найдем …»

«Ладно, ладно. Вставай!» — властно воскликнул Сергей. «А теперь позволь мне стряхнуть с тебя пыль.Я чувствую себя измученным, дедушка ».

В тот день они больше не работали. Несмотря на свои юные годы, Сергей хорошо понимал роковое значение ужасного слова« паспорт ». дворы или каким-либо другим решающим образом. .

Фактически не выразив своего намерения, двое странников сделали значительный объезд, чтобы еще раз пройти мимо Виллы Дружбы, и на некоторое время остановились за воротами в смутной надежде мельком увидеть Арто или услышать его лай издалека. Но железные ворота великолепной виллы были заперты и заперты, и важная, спокойная и торжественная тишина воцарилась над тенистым садом под могучими грустными кипарисами.

«Народ!» — воскликнул старик дрожащим голосом, вложив в это одно слово всю жгучую скорбь, наполнявшую его сердце.

«Ах, хватит. Давай!» — грубо закричал мальчик, таща своего товарища за рукав.

«Сереженька! Не думаете ли вы, что Артошенко может сбежать от них?» вздохнул старик. «Эх! Что ты думаешь, дорогая?»

Но мальчик не ответил старику. Он пошел вперед твердыми большими шагами, упорно глядя на дорогу и нахмурив брови.

VI

Молча доехали до Алупки. Дед бормотал себе под нос и всю дорогу вздыхал.Сергей сохранил на лице гневное и решительное выражение. Они остановились на ночь в грязной турецкой кофейне, носящей великолепное имя Элдиз, что по-турецки означает звезда. В одной комнате с ними спали греческие камноломы, турецкие землекопы, банда русских рабочих и несколько загадочных темнолицых бродяг, которых так много бродит по югу России. Как только кофейня закрылась, они растянулись на скамьях вдоль стен или просто на полу, а более опытные сложили свои вещи и одежду в узел под головами.

Было далеко за полночь, когда Сергей, лежавший рядом с дедом на полу, украдкой поднялся и стал бесшумно одеваться. Через широкие оконные стекла лился полный свет луны, падая на пол, образуя дрожащий серебряный ковер и придавая лицам спящих выражение страдания и смерти.

«Куда ты собираешься в это время ночи?» — воскликнул хозяин кофейни Ибрагим, молодой турок, лежащий у дверей магазина.

«Дайте пройти, это необходимо. Мне нужно выйти», — жестко, по-деловому ответил Сергей. «Вставай, Турко!»

Зевая и потягиваясь, Ибрагим встал и открыл дверь, укоризненно щелкнув языком. Узкие улочки Татарского базара окутал густой темно-синий туман, который зубчатым узором покрыл всю мощеную мостовую; одна сторона улицы лежала в тени, другая со всеми ее белыми домами освещалась лунным светом.В отдаленных точках села лаяли собаки. Где-то на верхнем шоссе бежали лошади, и металлический лязг их копыт звучал в ночной тишине.

Миновав белую мечеть с зеленым куполом, окруженную рощей безмолвных кипарисов, Сергей споткнулся по узкой извилистой улочке к большому шоссе. Для быстрого бега мальчик был практически в одном нижнем белье. Луна освещала его сзади, и его тень бежала впереди странным укороченным силуэтом.По обе стороны дороги росли загадочные лохматые кусты, из кустов ласковым нежным тоном монотонно кричала из кустов птица [1] и казалось, будто она считала себя часовым в ночи тишина, хранящая какую-то меланхолическую тайну, и бессильно борясь со сном и усталостью, безнадежно, тихо жалуясь кому-то: «Сплю, сплю, сплю».

[1] Слово «splew» в переводе с русского означает «я сплю».

И над темными кустами, над синим головным убором далеких лесов возвышался двумя вершинами к небу, Ай-Петри — такой легкий, такой четкий, такой неземной, как будто это что-то вырезанное из гигантский кусок серебряного картона в небе.Сергея немного удручала величественная тишина, в которой так отчетливо и дерзко звучали его шаги, но вместе с тем в его сердце поднимался какой-то щекотливый, головокружительный дух приключений. На повороте дороги перед ним внезапно открылось море, необъятное и спокойное, тихо и торжественно разбивающееся о берег. От горизонта до пляжа тянулась узкая дрожащая серебряная дорога; посреди моря эта дорога была потеряна, и только кое-где ее следы блестели, но внезапно ближе к берегу она превратилась в широкий поток живого мерцающего металла, украшавшего берег, как пояс из глубокого кружева.

Сергей бесшумно проскользнул через деревянную калитку, ведущую в парк. Там, под густой листвой деревьев, было совсем темно. Издалека раздавалось непрекращающееся журчание горных ручьев, и чувствовалось их влажное холодное дыхание. Деревянные доски моста звонко стучали, когда он бежал по нему; вода внизу казалась темной и ужасной. В мгновение ока он увидел перед собой высокие ворота с их кружевным железным узором и нависающие над ними ползучие глоксинии. Лунный свет, лившийся из щели в деревьях, как бы нежным фосфоресцирующим светом очерчивал кружево железных ворот.По ту сторону ворот было темно и царила жуткая тишина.

Сергей несколько мгновений колебался, чувствуя в душе какое-то сомнение, даже немного страха. Но он победил свои чувства и упорно прошептал себе:

«Все равно, все равно залезу!»

Элегантный чугунный дизайн обеспечивает надежные ступеньки и места для мускулистых рук и ног альпиниста. Но над воротами на значительной высоте, подходя к воротам, была широкая каменная арка.Сергей все это ощупал руками, залез на него, лег на живот и попытался сесть на другой бок. Он висел за руки, но не мог найти места для ног. Каменная арка выступала слишком далеко от ворот, чтобы его ноги могли дотянуться до него, поэтому он болтался там, и, поскольку он не мог вернуться, его тело стало вялым и тяжелым, а ужас охватил его душу.

Наконец он не мог больше держаться; его пальцы подогнулись, он поскользнулся и резко упал на землю.

Он услышал хруст гравия под собой и почувствовал острую боль в коленях. Некоторое время он лежал на четвереньках, ошеломленный падением. Он чувствовал, что через минуту выйдет угрюмый привратник, вскрикнет и испуганно сделает … Но в саду царила та же задумчивая и самоуверенная тишина, как и прежде. Повсюду вокруг виллы и поместья раздавалось только какое-то странное монотонное жужжание.

«Жу … жжу … жжу ….»

«А, это шум в ушах», — догадался Сергей.Когда он снова встал на ноги и огляделся, весь сад стал ужасным и таинственным, и прекрасным, как в сказке, в ароматном сне. На клумбах едва различимые в темноте цветы наклонились друг к другу, как бы сигнализируя смутную тревогу. Великолепные, пахнущие темным запахом кипарисы задумчиво закивали и, казалось, укоризненно размышляли над всем. А за ручьем усталая птичка боролась со своим желанием уснуть и покорно и жалобно кричала: «Здорово, хорошо, я сплю, я сплю.

Сергей не мог распознать место в темноте из-за путаницы дорожек и теней. Некоторое время он бродил по хрустящему гравию, прежде чем нашел дом.

Никогда за всю свою жизнь он не чувствовал такой полной беспомощности. и мучительное одиночество и запустение, как он это делал сейчас. Огромный дом казался полным скрытых врагов, наблюдающих за ним с злобной радостью, смотрящих на него из темных окон. команда.

«… Только не в доме … в доме он быть не может», — шепнул мальчик себе, как во сне; «если его посадят в дом, он начнет выть, и им это скоро надоест…»

Он обошел вокруг дома. Сзади, в широком дворе, находилось несколько флигелей, более или менее простых и вместительных, очевидно предназначенных для размещения прислуги. Ни в одном из них не было ни света, ни в самом большом доме; только луна мрачно видела себя в глухих мертвых окнах.»Я никогда не уйду отсюда; нет, никогда!» — в отчаянии подумал Сергей про себя, и на мгновение его мысли вернулись к спящей таверне, дедушке и старому органу, и к месту, где они спали днем, к их дорожной жизни, и он тихо прошептал, чтобы Сам он сказал: «Никогда, никогда больше такого не будет», и, думая об этом, его страх сменился своего рода спокойным и безнадежным убеждением.

Но затем внезапно он услышал слабое, далекое хныканье.Мальчик стоял неподвижно, как завороженный, не решаясь пошевелиться. Хныканье повторилось. Казалось, что он исходил из каменного подвала, возле которого стоял Сергей, и который вентилировался через окно без стекла, всего четыре грубых квадратных проема. Переступив через клумбу, мальчик подошел к стене, прижался лицом к одному из отверстий и свистнул. Он услышал где-то в глубине легкое осторожное движение, а потом все замолчали.

«Арто, Артошка!» — крикнул Сергей дрожащим шепотом.

Тут сразу же раздался неистовый лай, разразившийся эхом по всему саду. В этом лае выражалось не только радостное приветствие, но и жалоба, и ярость, и физическая боль. Было слышно, как собака что-то тянет и тянет в темном подвале, пытаясь освободиться.

«Арто! Доггикин!… Артошенька!…» — рыдающим голосом повторил мальчик.

«Мир, проклятый! Ах ты, осужденный!» — крикнул снизу жестокий бас.

Из подвала доносились удары. Собака издала долгий вой.

«Не смей его убить! Убей собаку, если посмеешь, негодяй!» — воскликнул Сергей, совершенно вне себя, царапая ногтями каменную стену.

То, что произошло после этого, Сергей вспоминал только смутно, как то, что он пережил в страшном кошмаре. Дверь погреба с шумом распахнулась, и из нее выбежал швейцар. Он был только в панталонах, босиком, с бородой, бледный от яркого света луны, которая светила прямо ему в лицо.Сергею он казался великаном или разъяренным чудовищем, сбежавшим из сказки.

«Кто идет? Я пристрелю. Воров! Грабителей!» прогремел голос швейцара.

В этот момент, однако, из двери подвала в темноту выскочил Арто, у которого на шее свисал оборванный шнур.

Не было и речи о мальчике, который следует за собакой. Вид привратника наполнил его сверхъестественным ужасом, связал ему ноги и, казалось, парализовал все его тело.К счастью, такое нервное состояние длилось недолго. Практически невольно Сергей издал пронзительный и отчаянный вопль и бросился наугад, не глядя, куда идет, и совершенно забывшись от страха.

Он взлетел, как птица, его ноги ударились о землю, как будто они внезапно превратились в две стальные пружины, и рядом с ним бежал Арто, радостно и неистово лая. За ними шел привратник, тяжело крича и ругаясь на них.

Сергей пробирался к воротам, но внезапно у него возникла интуиция, что в эту дорогу ему нет дороги.Вдоль белокаменной стены сада узкая тропа в укрытии кипарисов, и Сергей бросился по этой тропинке, послушный одному чувству страха. Острые иглы кипарисов, чреватые запахом смолы, ударили его в лицо. Он упал с корней и повредил руку так, что потекла кровь, но тотчас же вскочил, даже не замечая боли, и пошел дальше, как всегда, согнувшись пополам, и все еще преследовал Арто.

Итак, он побежал по этому узкому коридору, со стеной с одной стороны и тесной грядой кипарисов с другой, побежал, как сумасшедшее маленькое лесное животное, чувствуя себя в бесконечной ловушке.Во рту у него пересохло, дыхание было похоже на иголки в груди, но все время был слышен шум следующего носильщика, и мальчик, потеряв голову, снова побежал обратно к воротам, а затем еще раз вверх по узкой тропинке, и обратно.

Наконец-то Сергей побежал усталый. Вместо дикого ужаса он почувствовал холодную, смертельную меланхолию, усталое безразличие к опасности. Он сел под деревом, прижал усталое тело к стволу и закрыл глаза. Все ближе и ближе приближались тяжелые шаги врага.Арто тихонько всхлипнул, засовывая нос мальчика между коленями.

В двух шагах от того места, где сидел Сергей, большая ветка дерева наклонилась вниз. Мальчик, случайно поднявший глаза, внезапно обрадовался и вскочил на ноги, потому что заметил, что на том месте, где он сидел, стена была очень низкой, не более полутора ярдов высоты. Верх был залит известью и битым стеклом, но Сергей не подумал об этом. В мгновение ока он схватил Арто за тело и, подняв его, поставил передними ногами на стену.Умный пудель все понял, вскарабкался на вершину, вилял хвостом и торжествующе лаял.

Сергей последовал за ним, пользуясь ветвями кипариса, и едва взобрался на вершину стены, как увидел большое темное лицо. Два гибких, подвижных тела — собаки и мальчика — быстро и мягко пошли ко дну, на дорогу, и вслед за ними, как грязный ручей, последовали гнусные, злобные издевательства носильщика.

Но то ли то, что носильщик был менее уверен в ногах, чем наши два друга, или устал бегать по саду, или просто потерял надежду догнать их, то он больше не пошел за ними.Тем не менее, они бежали так быстро, как могли, без отдыха, сильные, легкие, как будто радость освобождения дала им крылья. Вскоре пудель начал проявлять привычное легкомыслие. Сергей часто со страхом оглядывался через плечо, но Арто прыгнул на него, восторженно вилял ушами и размахивал веревкой, свисавшей с его шеи, фактически облизывая лицо Сергея своим длинным языком. Мальчик успокоился только к тому времени, когда они добрались до источника, где накануне днем ​​дедушка и он приготовили себе обед.Там и мальчик, и собака прижались губами к холодному ручью и долго и жадно пили свежую и приятную воду. Они мешали друг другу головами и, думая, что утолили жажду, вернулись в таз, чтобы выпить еще, и не останавливались. Когда, наконец, они ушли с места, вода катилась по их переполненным внутренностям на бегу. Опасность миновала, все ужасы ночи исследованы, теперь они чувствовали себя веселыми и беззаботными, шли по белой дороге, ярко освещенной луной, проходя через темные кусты, теперь влажные от утренней росы, и выдыхая сладкое аромат свежих листьев.

У дверей кофейни Eeldeez Ибрагим встретил мальчика и укоризненно прошептал:

«Где ты скитался, мальчик? Где ты был? Нет, нет, нет, это нехорошо…»

Сергей не хотел будить деда, но Арто сделал это за него. Он тотчас же нашел старика среди других людей, спящих на полу, и, совершенно забыв о себе, облизывал его все щеки, глаза, нос и рот, радостно тявкая. Дед проснулся, увидел оборванный шнур, свисающий с шеи пуделя, увидел мальчика, лежащего рядом с ним в пыли, и все понял.Он попросил Сергея объяснить, но не получил ответа. Маленький мальчик спал, раскинув руки на полу, широко открыв рот.

---

Вам также понравится наша коллекция собачьих историй.

---

Создайте библиотеку и добавьте свои любимые истории. Начните, нажав кнопку «Добавить».

Добавьте Белый пудель в свою личную библиотеку. Добавьте Белый пудель в свою личную библиотеку.

Поэзия Асмы Джеласси и Видада Наби, перевод с арабского

Поэзия тунисского поэта Асмы Джеласси и сирийского поэта Видада Наби в переводе с арабского Али Знаиди.

Метаморфозы

от Асмы Джеласси

(1)

В общем, вы, наконец, приняли эту идею:
Среди этого большого количества людей
вы совсем не атом пыли в глубоко посаженном ногте.
С этой точки зрения вы начали устраивать свою жизнь.
А вы издали смотрите на те разрозненные годы
, которые напоминают пустые пули по земле
, и слушаете детский смех
, чье эхо теряется в гудении выстрелов.
Ваше сердце становится холмом, заполненным наземными минами
, а ваша спина — низиной, обремененной трупами.
Ваши руки фиксируются на бесцветной колонне.
Они сняли с вас ваши цвета;
те, которые вы провели в детстве, смешивая их
, чтобы рисовать птиц и бабочек.
Они окунули ваши крылья / мечты в грязь.
Потом они свалили тебе на плечи
, пока ты не превратился в ужасного осьминога.
Всякий раз, когда вы избавлялись от одной руки, вас душила другая.
Теперь вы больше не мечтаете о полетах.
И как только вы закончите прикреплять ноги к земле
, вы выбросите тяжелый молот
, который вы держали целую вечность
, чтобы сломать замки, висящие между двумя горами
, и вы закроете веки и заткнетесь навсегда.

(2)

Почему, когда наступало утро и солнце протягивало руки
между грязными переулками пригорода,
у вас было это противное лицо
, и вы играли роль ядовитой пули, проникающей в глаза
людей, которые обычно ждут вас в улицы города?
Где спрятался тот мягкий лепесток, который вы держали между ладонями
всю ночь?
Как вы оказались в пустынном лесу,
окруженном лесоводами со всех сторон?
Почему ваш шепот, который вы медленно посылали
, чтобы убрать косы с пучка волос вашей возлюбленной
, превратился в раздражающий крик?
Никто не знал, что твои клыки, которые ты мрачно показал
, чтобы вырвать буханку хлеба из пасти крокодилов
и слизать каплю воды из родников, охраняемых змеями
, через несколько часов превратились в ничто иное, как слабый свет
крадется между твоими губами в темноту.
Никто не знал, как вы провели ночь, удаляя осколки стекла
, застрявшие в ваших ногах после того, как кусок упал с зеркала вашей мечты
и разбился об асфальт без вашего внимания…
Вы не живы и не живы.
Каждое новое утро вы пробираетесь между толпой,
, но никогда не удивляетесь, куда испаряется то существо, которое всю ночь несло лампу
, чтобы освещать дорогу.

Место освещено памятью

Видад Наби

1

Уныние — это
посетить руины вашего дома во сне
и вернуться, не прилипнув к вашим рукам.

2

Нежность —
поливать увядающие цветы
в саду соседей
потому что цветы в вашем доме засохли под обстрелом.

3

Дистанция — это
география принуждения.
— два города разделяют тысячи миль.
Вы оставили одежду на бельевой веревке в первом
, а во втором вы протянули руки вверх
, чтобы собрать одежду с балкона в первом.

4

Кто может сказать
вашей руке, которая держится на колоколе вашего старого дома, что
«Дома не для тех, кто их покинул.»?

5

Только вода
знает, почему плачут цветы
на балконах счастливых домов
, которые мы покинули.

6

На пути к вашему новому дому
есть длинная аллея ностальгии
, по которой вы будете идти вечно.

7

Когда вы здесь коснетесь холодного железа автобуса,
на железной ручке двери вашего дома вырастет нарцисс:
Вот как дома верны своим перемещенным хозяевам.

8

Вы просыпаетесь каждую ночь посреди сна.
Вода все еще капает из-под крана в раковине вашей старой кухни.

9

Жить было бы не так уж плохо.
Это даст вам новый дом.
Но ваша душа останется волком
, который каждую ночь воет
на лестнице вашего старого дома.

10

Ваша фотография наблюдает, как
падает дождь из старого окна.
Никто не замечает
, что мокрый бук плачет.

11

Тьма,
, растет в заброшенных домах,
, как апрельская трава,
, хотя место освещено воспоминаниями.

Фото Ваджахата Махмуда через Creative Commons

Об авторе

Асма Джеласси — тунисский поэт. Ее стихи опубликованы в многочисленных тунисских и арабских литературных журналах.

Об авторе

Видад Наби — сирийский поэт курдского происхождения, живущий в Германии.Она родилась в Кобани в 1985 году. Она окончила университет Алеппо со степенью бакалавра экономики. Она опубликовала стихи в многочисленных арабских литературных журналах. Она является автором двух сборников стихов: Полдень любви… Полдень войны и Смерть как барахло .

Об авторе

Али Знаиди (род.1977) живет в Редейфе, Тунис. Он является автором нескольких руководств, в том числе Experimental Ruminations (Fowlpox Press, 2012), Moon’s Cloth Embroidery with Poems (Origami Poems Project, 2012), Bye, Donna Summer! (Fowlpox Press, 2014), Taste of the Edge (Kind of a Hurricane Press, 2014), Mathemaku x5 (Spacecraft Press, 2015) и Austere Lights (Locofo Chaps: отпечаток Moria Books, 2017). Его переводы на английский язык были опубликованы в «Поднятом брови», «InTranslation»: эксклюзивном веб-разделе «Бруклинской железной дороги», «International Poetry Review», «Lunch Ticket» и других изданиях.Для получения дополнительной информации посетите aliznaidi.blogspot.com.

КУПРИН Александр Иванович (1870-1938). Рукопись с автографом, подписанная синопсисом инсценировки в шести действиях его романа Яма [Яма], n.p. [Париж], без даты. [около 1935-38], включая отмены и поправки, на русском языке, подписано на последней странице, написано на лицевой стороне на пронумерованных листах, 20 страниц, 4 ° (280 x 218 мм), бумажная обертка (небольшие пятна на большинстве листов).

КУПРИН Александр Иванович (1870-1938).Рукопись с автографом, подписанная синопсисом инсценировки в шести действиях его романа Яма [ Яма ], n.p. [Париж], без даты. [около 1935-38], включая отмены и поправки, на русском языке, подписано на последней странице, написано на лицевой стороне на пронумерованных листах, 20 страниц, 4 ° (280 x 218 мм), бумажная обертка (небольшие пятна на большинстве листов).

АВТОГРАФ ДРАМАТИЗАЦИИ РОМАНА КУПРИНА ЯМА . Яма , как и первый известный эпический роман Куприна, Дуэль , является обвинением в коррупции.Впервые он был опубликован в трех частях в Сборнике Земли [ Антология Земли ], в 1909, 1914 и 1915 годах. На одном уровне это картина проституции в России, но персонажи и настроения в ней универсальны. Он был широко переведен, и было продано 2 миллиона копий. Первый английский перевод ( Yama — The Pit ) Бернара Гильберта Герни был опубликован в издании для подписчиков в Нью-Йорке в 1922 году и снова был издан в Лондоне в 1930 году, когда Куприн, освобожденный от ограничений цензуры, предоставил исправленный и дополненный текст.

«Если Чехов был вундеркинд русских букв, то Куприн — это его enfantrible » (Герни, xiii). Куприн покинул Россию в 1917 году и почти сразу стал заметной фигурой в литературных и художественных кругах Парижа. Диапазон, сила и многогранность его работ сразу же вызвали успех у критиков, а его характерный стиль искрится неологизмами и иностранными или диковинными словами.

Действие романа, на котором основана настоящая рукопись, происходит в начале 20-го века в Яме, вымышленном месте тенистой славы, где главные улицы выровнены с публичными домами.