«Юность» отзывы и рецензии читателей на книгу📖автора Льва Толстого, рейтинг книги — MyBook.

Что выбрать

Библиотека

Подписка

📖Книги

🎧Аудиокниги

👌Бесплатные книги

🔥Новинки

❤️Топ книг

🎙Топ аудиокниг

🎙Загрузи свой подкаст

📖Книги

🎧Аудиокниги

👌Бесплатные книги

🔥Новинки

❤️Топ книг

🎙Топ аудиокниг

🎙Загрузи свой подкаст

1. Главная
2. Русская классика
3. ⭐️Лев Толстой
4. 📚Юность
5. Отзывы на книгу

отзывов и рецензий на книгу

machinist

Оценил книгу

Не буду углубляться в сухую парафразу и моральные джунгли – этого добра и без сопливых хватает, ибо классика; а лучше зайду с черного входа и, заказав виски с содовой, поделюсь следующими недомыслиями:
1) Когда читаешь роман «Д. О.Ю.», возникает иллюзия, что купаешься в лучах яркого света. Фактура текста ощущается буквально на физическом уровне. Сравнительный грубый эффект можно получить, если посмотреть полузакрытыми глазами на солнце. Только в случае с «Д.О.Ю.» солнце повсюду: и внутри, и снаружи, и между строк. Подобную экзальтацию чувств испытывал еще только от одной книги – «Ночью на белых конях» Павла Вежинова.
2) Имею устойчивое ничем неподкрепленное мнение, что каждый более-менее нормальный человек должен написать книгу о себе и своей жизни. Это как бы неминуемо обязательно, это как научиться ходить. Уж если не роман, то хотя бы рассказик. Борода справился с этой задачей безупречно.

11 июня 2010

LiveLib

Поделиться

Оценил книгу

Принято первым произведением считать у автора именно повесть «Детство», но это не так. Первым будет все же рассказ «История вчерашнего дня», который по большому счету не рассказ даже, а скорее как запись с рассуждениями, которую можно поместить, если сравнивать с современными реалиями, в свой живой журнал или какой-то другой блог. Трудное произведение, потому что тема поднята очень высокая, а реализация не самая удачная, но начинать с чего-то надо.

Трилогия «Детство. Отрочество. Юность» еще со школы оставляло что-то сильно негативное, грустное и печальное. Оставило и такое же впечатление сейчас. И правда, у многих детство заканчивается именно тогда, когда умирает один из родителей. И очень жаль, что многим приходится сталкиваться с этим в столь юном возрасте. И привыкнуть, смириться со такой потерей не так уж и просто…

В конце этого издания представлены Воспоминания, которые, похоже, остались недописанными. Они делают ссылку на трилогию, но постольку поскольку. Автор рассказывает, что произведение не получилось серьезным и указывает в каких местах все было показано точно, кто был прототипом героев и кого он описал совсем конкретно, кого не очень. И некоторая информация о семье. Людям интересующимся будет интересно.

Очерк На Волге слишком мал, чтобы составить о нем какое-то мнение, а рассказ Святочная ночь не дописан до конца

30 мая 2015

LiveLib

Поделиться

the_name_escapes_me

Оценил книгу

Он был один из тех людей, которые любят друзей на всю жизнь, не столько потому, что эти друзья остаются им постоянно любезны, сколько потому, что раз, даже по ошибке, полюбив человека, они считают бесчестным разлюбить его.

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
«Детство.Отрочество.Юность» Л.Н.Толстого в школе проходят классе в 7-8 и обзорно, насколько я помню. Признаюсь честно, не прочла тогда из упрямства и вредности, но сейчас не жалею. Я осознаю, что несколько лет назад не восприняла бы многое из этого произведения. Первые две части совершенно точно следует читать лет с 16 и позже, а последнюю («Юность») и того позже. Если читать «Детство» в детстве, а «Отрочество» в подростковом возрасте, они не «зайдут», потому что многое из того, что там написано, настолько похоже на правду и близко почти каждому подрастающему человеку, что будет отторгаться чисто из-за бунтарства-упрямства-максимализма и пр. А в более старшем возрасте текст уже больше напоминает приятные (или не очень) воспоминания, которые являются общими для многих поколений людей (первые любовь и обиды, отношения с близкими и взросление, становление характера, появление и отмирание мечт). «Над пропастью во ржи» отдыхает – в старости у камина, чтоб вспомнить молодость, надо перечитать Толстого.

1 марта 2022

LiveLib

Поделиться

Алексей

Оценил книгу

интересные книга

3 сентября 2022

Поделиться

makeevpav…@gmail.com

Оценил книгу

окрлппллллпрооллпрр

25 декабря 2016

Поделиться

reader-6933385

Оценил книгу

Очень долго откладывал прочтение этого произведения и вот спустя долгое время я могу с уверенностью сказать, что я прочитал!
Повесть «Детство» повествует нам о раннем этапе жизни или же становлении главного героя Николеньки. Николенька — это олицетворение самого автора, Льва Николаевича Толстого.
Действие повести происходит в первой половине XIX века в имении «Петровское». Там он был окружен всяческими заботами со стороны своих воспитателей и родителей. Главная суть этого произведения — это передать мировоззрение и становление личности в этом прекрасном и беззаботном промежутке времени, как детство.

Повесть написана очень точно и кропотливо, описывая чувства ребенка. Но однако мне оно не понравилось. Никак не хочу обидеть любителей этой повести, но как по мне, то оно слишком медленное. Сейчас мир гораздо больше обогащен разными развлечениями и гаджетами, поэтому кажется, что время идет быстрее, а в то время, когда было написано эта повесть не было ничего, чем можно было заняться, кроме как прочтения книжек, рисования и лицезрения на природу. Из-за этого складывается ощущение, что произведение очень медленное и нудное, хотя может оно предназначено для более старшего возраста, и лет через 10-15 я скажу, мол: « Потрясающее произведение!», не могу ответить. Конечно ни в коем случае не хочу сказать, что это просто «отвратительное» произведение, хоть этим словом ни в коем случае нельзя описать в целом любое произведение Льва Николаевича Толстого, однако оно меня заинтересовало со стороны того, как описанна жизнь и мысли людей того времени, да хоть я и понимаю, что Николенька жил в губернии и у него не было таких проблем, как нежели у простых крестьян, которые еле выживали, но в любом случае это не меняет тот факт, что здесь описана часть того времени и «носит за собой историю» ( не знаю как еще написать, но надеюсь вы поняли).

Вообщем в завершение хочу сказать, что произведение на любителя и ни в коем случае ни кому не внушаю свое мнение. Спасибо, до свидания.

20 июля 2022

LiveLib

Поделиться

Бесплатно

(347 оценок)

Читать книгу: «Юность»

Лев Толстой

Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно

О проекте

Что такое MyBook

Правовая информация

Правообладателям

Документация

Помощь

О подписке

Купить подписку

Бесплатные книги

Подарить подписку

Как оплатить

Ввести подарочный код

Библиотека для компаний

Настройки

Другие проекты

Издать свою книгу

MyBook: Истории

«Детство (Главы)» отзывы и рецензии читателей на книгу📖автора Льва Толстого, рейтинг книги — MyBook.

Что выбрать

Библиотека

Подписка

📖Книги

🎧Аудиокниги

👌Бесплатные книги

🔥Новинки

❤️Топ книг

🎙Топ аудиокниг

🎙Загрузи свой подкаст

📖Книги

🎧Аудиокниги

👌Бесплатные книги

🔥Новинки

❤️Топ книг

🎙Топ аудиокниг

🎙Загрузи свой подкаст

org/BreadcrumbList»>
1. Главная
2. Детская проза
3. ⭐️Лев Толстой
4. 📚Детство (Главы)
5. Отзывы на книгу

отзывов и рецензий на книгу

kittymara

Оценил книгу

Ну, это, конечно, получше толстовских рассказов для самых маленьких, от которых за версту наносит фальшью и нарочитостью. Но все равно в целом не производит впечатления цельного произведения. Причем, можно, в принципе, писать цикл законченными рассказами, оно в общем-то отлично получается. Но и тут образовалась проруха на старуху. Уж больно оно временами бессвязное.
Раз и вот, вот и раз, то есть какие-то детали и нюансы по ходу не достойны упоминания, сиди и гадай чего там и как бы вот.

И, значит, перед читателем с бухты барахты нарисовывается некое благородное семейство, живущее в деревне. Ни тебе предысторий, ничего. Главгер одиннадцати годков, его старший братец и сестрица, папенька, маменька, крепостные и иностранные работники.
Папенька — кобель, игрок и мот. Маменька — раба любви. Главгер у них получился весьма влюбчивой юной вороной, склонной к открытию слезных каналов буквально по любому поводу. С полпинка мы влюбляемся в дочь бонны, потом в красивого двоюродного братца, потом в очередную девочку.

Второй Ивин — Сережа — был смуглый, курчавый мальчик, со вздернутым твердым носиком, очень свежими красными губами, которые редко совершенно закрывали немного выдавшийся верхний ряд белых зубов, темно-голубыми прекрасными глазами и необыкновенно бойким выражением лица. Он никогда не улыбался, но или смотрел совершенно серьезно, или от души смеялся своим звонким, отчетливым и чрезвычайно увлекательным смехом. Его оригинальная красота поразила меня с первого взгляда. Я почувствовал к нему непреодолимое влечение. Видеть его было достаточно для моего счастия; и одно время все силы души моей были сосредоточены в этом желании: когда мне случалось провести дня три или четыре, не видав его, я начинал скучать, и мне становилось грустно до слез. Все мечты мои, во сне и наяву, были о нем: ложась спать, я желал, чтобы он мне приснился; закрывая глаза, я видел его перед собою и лелеял этот призрак, как лучшее наслаждение. Никому в мире я не решился бы поверить этого чувства, так много я дорожил им.

И всех-то мы хотим-желаем обнимать, цАловать (авторское) в плечики и прочие места. Короче, очень интересные случались мальчики в те времена. Очень. Интересные. Причем, братец у него не такой, а вот папенька как раз такой. И как-то становится немного тревожно за мальца, глядя на то, что представляет из себя родитель.

Далее там появляется бабушка, которая не больно жалует папеньку, по причинам, названным выше. Она вся такая барыня-барыня. Но ее пока не сильно много, однако, в продолжении, думаю, ее роль расширится по некоторым печальным причинам.
Также вводятся разные типажи, и ежели персонаж плохой, то он и внешне какая-то образина, ага.

С интересом почитала о крепостных, которые, считай, не имели личной жизни, не говоря уже о свободе, однако неслабо строили своих хозяев, которые потакали им и даже покорялись. Синдром хорошего барина, от которого не хотят уходит на волю, налицо. Ну, и главгер в целом — неплохой мальчик, потому как хоть и взбрыкивал, но чего-то там у него в головке вертелось и в дальнейшем он осознал безобразие рабства.

О наемных работниках того времени. Ну что, всякие они бывали. Бонна у них сильно себе на уме дамочка на пару с доченькой, которая хоть и мала, а уже весьма расчетливая девочка. А вот гувернер, напротив, сильно чувствительный старичок, но ежели что, ежели нанесут сердечную обиду, непременно выставит счетец со слезами на глазах. Так что и нашенские могут работать расчетной кассой, и не нашенские ведут себя аки нашенские, но с поправочкой на цифру.

Ну, и чего же, собственно, я узнала из повести. А толком и ничего, как ни странно. Ибо толстой накидал, накидал фрагментов. Пардоньте, детство не состоит из периода, когда главгеру было одиннадцать лет. Но персонажи возникли ниоткуда и так же внезапно были оставлены посреди внезапной драмы с намеком: продолжение следует.

10 октября 2019

LiveLib

Поделиться

Nurcha

Оценил книгу

Вот, по-моему, это произведение не для детей. Точнее, не только для детей, но в первую очередь для взрослых. Оно такое душевное, светлое, но в то же время трогательное и печальное, что мне кажется, что Лев Николаевич писал его для того, чтобы мы, взрослые вспомнили и никогда не забывали свое детство. Эту беззаботную пору, когда ты просыпаешься рано утром в залитой солнцем комнате и мечтаешь, чем сегодня займешься со своими любимыми друзьями. О том, как ты побежишь в лес кататься на тарзанке или купаться в речке на даче. И даже если детство Льва Николаевича, естественно, отличалось от моего (тут даже дело не только в том, что мы с ним родились в разных странах — он в Российской империи, а я в Советском Союзе ))), оно похоже для всех какой-то легковесностью, светлой радостью, тёплой печалью. ..И тем паче, что повесть автобиографична. От этого становится еще теплее на душе и приятнее.
Самая полюбившаяся мне история про первую влюбленность Николеньки. Я сама до сих пор с трепетом вспоминаю свои первые проснувшиеся чувства к мальчику, а тут автор так красиво, тонко и трогательно рассказывает нам об этом, что по душе разливается сладкий бальзам 🙂
А еще Лев Николаевич напоминает нам о наших родителях. О том, что это единственные люди, которые всегда будут нас любить. Ценить нужно каждый момент, что мы проводим с нашими близкими людьми! Жизнь так коротка…
Всем читать! Прекрасная, тонкая, душевнейшая литература.

26 октября 2021

LiveLib

Поделиться

red_star

Оценил книгу

Творческий путь Льва Николаевича Толстого начался на территории современной Чеченской республики. По крайней мере так несколько анахронично утверждает предисловие к повести “Детство”, изданной в серии “Библиотека российского школьника” в 2011 году.

Я продолжаю закрывать лакуны своего образования, нагло пользуясь читательским билетом своей двухлетней дочки. Подборка книг младшего абонемента нашей детской библиотеки слегка удивляет, но мне это на руку.

Повесть хороша. Она сначала показалась мне слишком елейной, но потом, почти сразу, в сцене охоты, Толстой взвинтил темп, и повествование стало напоминать лучшие образцы его прозы. Довольно часто “Детство” заставляло вспомнить “Анну Каренину”, вероятно, любовно выписанными деталями дворянского сельского быта. Видно, что талант у Толстого был сразу, без плавного развития.

Несколько любопытных штрихов бросаются в глаза. Это изрядное употребление детьми 10-12 лет алкогольных напитков, как вина, так и шампанского. А еще то, как Толстой описывает увлечение главного героя, Николеньки, одним из новых московских знакомых, мальчиком Сережей. Термины и настрой таковы, что этот кусок повести, по идее (простите мою иронию) должен быть в духе современных российских законов запрещен как пропаганда, э, нетрадиционных отношений. Но потом, по словам Льва Николаевича, Николенька познал сладость измены и влюбился в особу женского пола.

В следующий раз поищу на полках “Отрочество”, там тоже должно быть много интересного.

8 января 2016

LiveLib

Поделиться

Decadence20

Оценил книгу

«Детство» — очень трогательное произведение великого классика, берущее за душу своей прозрачностью и искренностью. Оно наполнено любовью. Это первая книга из трилогии Толстого. Она благосклонно погружает нас в то прекрасное время, когда существовали Благородные пансионы, балы и гувернёры. Детство той поры довольно сильно отличалось от детства людей послереволюционного времени. Оно было тем, что не повторялось после уже никогда. Хуже или лучше — не в том дело. Оно просто было другим, присущим именно той эпохе. События, «одетые в платье» 19-го века.

Мальчику Николеньке действительно было о чём поведать. Его детские годы представляют собой в нынешнее время альбом со старыми выцветшими черно-белыми фотографиями, отражающими как хорошие и радостные события, так и печальные. Ежедневное домашнее обучение, четкий распорядок и желание поскорее повзрослеть, обиды и слёзы, смех и шалости, столь волнительные часы на охоте, затем отъезд из дома и первая длительная разлука с мамой, игры и дружба, кажущаяся в детстве «на всю жизнь», балы и первая влюбленность, а главное — ощущение того, что время остановилось, а, значит, всё и всегда будет так, как теперь, и все родные и близкие будут всегда, что всё всегда будет хорошо, что смерти нет, а если и есть, то она где-то там, далеко, у других… Николеньке предстоит столкнуться в детстве со всем этим.

Воспоминания для многих бесценны, а порою они — то единственное, что помогает жить. Для кого-то они — боль, для кого-то — лекарство. Но объединяет воспоминания разных людей одно — невозможность показать их другому человеку, насколько бы близок он ни был.

14 ноября 2016

LiveLib

Поделиться

hamster99

Оценил книгу

Несмотря на то, что действие повести происходит почти двести лет назад, ощущение детства, наивности передано так талантливо, что кажется, будто читаешь о себе. Роман автобиографичный в той мере, в какой Лев Николаевич награждает главного героя Николеньку собственными чертами. Первая половина повести, пропитанная воздухом беззаботности и с душой нараспашку, сменяется грустным закатом, знаменующим начало нового этапа, влекущего и новые надежды, и новые разочарования, и новую ответственность.
Сюжет как таковой отсутствует, главы представляют собой нечто вроде зарисовок. Николенька — мечтательный и чувствительный маленький мальчик, который, как и многие дети, грезит о той чудесной поре, когда он станет взрослым, когда не нужно будет зубрить уроки и рано ложиться. Все, что делают родители и старшие вообще, ему представляется как важное и неизбежное, а близлежащий лес кажется некой границей, за которой лежат заморские страны и ждут приключения. Он счастлив, и все вокруг кажутся ему счастливыми, хотя папа кричит на своего приказчика, а maman проливает воду мимо чашек, не замечая. Единственным несчастливым человеком кажется ему учитель Карл Иваныч, потому что он часто сидит неподвижно, не сводя глаз с одной точки. Так, легким росчерком пера Толстой обозначает все заблуждения детства, ведь Николенька не понимает, что у отца финансовые проблемы, а мать — мистически настроенная болезненная натура. И что как раз менее всех страдает «деревянный» Карл Иваныч. Все меняется, когда героя и его старшего брата приглашает погостить в Москву их богатая знатная бабушка. Там Николеньке предстоит вырасти почти мгновенно — познать и первую любовь, и первую ревность, и первое разочарование, и терзания искренности.
Поразительно, как Льву Николаевичу удается сформулировать такие простые истины. Например, о маминой улыбке: «Если бы в тяжелые минуты жизни я хоть мельком мог видеть эту улыбку, я бы не знал, что такое горе!». Ну разве можно написать лучше? Или найти четыре главных составляющих детства? «Свежесть, беззаботность, потребность любви и сила веры». Как удивительно точно он показал детскую жестокость и детское тщеславие, по сути такие естественные и необходимые.
Самое главное — рассказчик искренен перед самим собой. Он говорит о неприятных моментах — о чем-то прямо, о чем-то намеком, располагая читателя к себе именно этой откровенностью, говорящей прежде всего о том, что все это — дело былое, пройденный этап.
«Детство» — уникальный случай, когда книга интересна как взрослым , так и детям (которые, возможно, найдут ответы на свои вопросы и вообще увидят себя в главном герое).

29 августа 2012

LiveLib

Поделиться

Анонимный читатель

Оценил книгу

печальный конец

18 июня 2018

Поделиться

Бесплатно

(36 оценок)

Читать книгу: «Детство (Главы)»

Лев Толстой

Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно

О проекте

Что такое MyBook

Правовая информация

Правообладателям

Документация

Помощь

О подписке

Купить подписку

Бесплатные книги

Подарить подписку

Как оплатить

Ввести подарочный код

Библиотека для компаний

Настройки

Другие проекты

Издать свою книгу

MyBook: Истории

Детское учебное пособие: анализ | GradeSaver

Лучшее резюме в формате PDF, темы и цитаты. Больше книг, чем SparkNotes.

к Лев Толстой

Эти заметки были предоставлены членами сообщества GradeSaver. Мы благодарны за их вклад и призываем вас внести свой собственный вклад.

Автор Джулия Вольф

Первое произведение, с которого началась литературная деятельность Льва Толстого, — рассказ Детство , являющийся первой частью трилогии Детство. Отрочество. Молодежь . Толстой хотел написать четвертую часть и назвать свое произведение История четырех эпох , но не написал этой заключительной четвертой главы, которая, очевидно, говорила бы о «зрелости» героя.

Основной интерес в рассказе Детство сосредоточен на личности его главного героя — Николеньки Иртеньева. Автор шаг за шагом следит за развитием своей детской души — за каждым, пусть маленьким, но характерным, ее проявлением. Таким образом, работа в первую очередь психологическая. Но, кроме того, в той же мере его можно назвать и «нравственным» — поскольку автор судит о своем персонаже с этической точки зрения — он пытается, используя психологический анализ, определить в нем нравственную сторону его богатой, развивающейся натуры. .

Ни в одном другом произведении русской литературы нет таких наблюдений за душой растущего человека. Толстой изо дня в день ведет своего героя из детской в ​​университет, и все характерное постепенно определяется и проясняется в его душе.

Временной период, с которым связано действие рассказа Детство 1830 — 1840-е гг. Среда, в которой разворачивается ее содержание, – богатый дворянин, помещик. Это было время, когда в русской жизни после событий 14 декабря 1825 года те немногие проблески общественного самосознания, которые кое-где мелькали в провинциально-дворянской среде в сердцах лучших русских людей того за редким исключением, почти полностью исчезли. В такое время и в такой среде не было серьезных, духовных интересов, мысль утихала, а потому не было и нужды в духовной пище. Время было наполнено строго размеренным порядком жизни, установленным этикетом, возведенным чуть ли не в степень незыблемых законов, — так что даже обед в семье Иртеньевых был неким «повседневным семейным радостным торжеством».

Жизнь в повести неизменно течет по воспринятому родителями руслу — она вся построена так, чтобы заполнить праздное время провинциальной богатой знати своими мелочами. В воспитании детей исключительное внимание обращалось на внешний вид, на манеры; не уделялось внимания развитию ума и сердца. О книгах здесь никогда не говорили, а к образованию не относились серьезно: если детей отдавали в университеты. Считая всю цель воспитания и подготовки ребенка к праздной, общественной жизни, родители считали свою задачу выполненной, если забота об экстернате увенчалась успехом. Им и в голову не приходило, что в их обязанности входит развитие в ребенке здорового нравственного чувства, сильной воли, энергии, любви и трудоспособности и многих других положительных качеств, необходимых для хорошей и счастливой жизни.

Результатом такого воспитания стали многие взрослые русские. Но не таким вышел Николенька Иртеньев, благодаря своей сильной и богатой натуре, освободившейся от влияния окружающей среды. Объясняется это тем, что Толстой в Николеньке вовсе не хотел изобразить тип молодого барина, а личность. Именно в этом принципиальное отличие Толстого от других изображающих детство. Он понял и нарисовал Николеньку совершенно индивидуально и знакомит с мельчайшими подробностями его внутреннего мира, в котором есть масса черт, совершенно не зависящих от какой-либо среды.

В рассказе два главных героя: Николенька Иртеньев и взрослый, который вспоминает свое детство. Конфликт есть само сопоставление взглядов ребенка и взрослого автора. Эта дистанцированность позволяет Толстому делать события значимыми и важными для современной жизни, анализировать русскую жизнь в целом.

Толстовская проза мгновенно стала частью русской культуры, потому что была, с одной стороны, новаторской, а с другой, вобрала в себя лучшее из русской литературы: мастерски созданные портреты персонажей, прописанные до мельчайших деталей пейзажи, описания атмосферы Старая усадьба и ее жизнь.

Обновите этот раздел!

Вы можете помочь нам, пересматривая, улучшая и обновляя эта секция.

Обновите этот раздел

После подачи заявки на раздел у вас будет 24 часа , чтобы отправить черновик. Редактор рассмотрит отправку и либо опубликует ее, либо предоставит отзыв.

Как цитировать https://www.gradesaver.com/childhood/study-guide/analysis в формате MLA

Вольф, Юлия. «Учебное пособие по детству: анализ». GradeSaver, 28 августа 2019 г.Веб. Цитировать эту страницу

Детские вопросы и ответы

Раздел «Вопросы и ответы» для «Детства» — отличный ресурс, чтобы задавать вопросы, находить ответы и обсуждать роман.

Задайте свой вопрос

Детство, отрочество и юность Льва Толстого, Мягкая обложка

I: Детство
Карл Иваныч, воспитатель

В 7 часов утра 12 августа 18 года, ровно на третий день после моего десятого дня рождения, когда я получил такие замечательные подарки, Карл Иваныч разбудил меня мухой мухобойка из оберточной бумаги на конце палки, которой он прихлопывал муху прямо над моей головой. Он сделал это так неловко, что тряхнул портрет моего ангела-хранителя, висевший на дубовом изголовье моей кровати, и дохлая муха упала прямо мне на голову. Я высунул нос из-под одеяла, поддержал рукой еще качающуюся картину, смахнул мертвую муху на пол и бросил сонный, но гневный взгляд на Карла Иваныча. А он, одетый в свой пестрый стеганый халат, стянутый в талии поясом из той же материи, в красной вязаной тюбетейке с кисточкой и в мягких козьих шкурах на ногах, продолжал патрулировать стены. , целясь в мух и прихлопывая их.

«То, что я маленький, — подумал я, — зачем ему меня беспокоить? Почему он не прихлопает мух у Володиной кровати? Их там куча! Нет, Володя старше меня; и Я младше всех: оттого он и мучает меня до смерти. Он все время думает только о том, — прошептала я себе, — о том, как бы мне быть неприятным. Он прекрасно знает, что разбудил меня. и напугал меня, а делает вид, что не заметил… какой противный человек! И халат его, и фуражка, и кисточка — все противно!

Пока я таким образом мысленно выражал свое неудовольствие Карлу Иванычу, он подошел к своей постели, посмотрел на часы, висевшие над ней в расшитом бисером и вышитым кожаным туфельке, повесил мухобойку на гвоздь и повернулся к нам в том, что было явно отличное настроение.

— Auf, Kinder, auf!.. s’ist Zeit. Die Mutter ist schon im Saal, — воскликнул он своим добрым немецким голосом; потом подошел ко мне, сел у изножья кровати и достал из кармана табакерку. Я притворился, что сплю. Сначала Карл Иваныч понюхал табаку, вытер нос и щелкнул пальцами и только тогда обратил внимание на меня. Улыбаясь, он начал щекотать мои пятки. «Монахиня, монахиня, Фауленцер!» он сказал.

Как бы я ни боялся щекотки, я тем не менее воздержался от того, чтобы вскочить на кровати и не ответил ему, а только еще глубже засунул голову под подушки, изо всех сил брыкался ногами и изо всех сил старался не рассмеяться.

Какой он добрый и как любит нас, а ведь я могла так плохо о нем думать!

Мне было досадно и на себя, и на Карла Иваныча; Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. Мои нервы были на пределе.

«Ach, lassen Sie, Карл Иваныч!» Я плакала со слезами на глазах, высунув голову из-под подушек.

Карл Иваныч растерялся. Он оставил мои ноги в покое и стал расспрашивать меня, в чем дело и не приснился ли мне дурной сон. . . . Его доброе, немецкое лицо и забота, с которой он старался угадать причину моих слез, заставили их течь еще быстрее: мне стало стыдно, и я не мог понять, как минуту назад я был способен не любить Карла Иваныча и найти его халат, кепка, и кисточка противная. Теперь, наоборот, все они казались мне необыкновенно милыми, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты. Я сказал ему, что плачу оттого, что мне приснился дурной сон, что maman умерла и ее увозят хоронить. Все это я выдумал потому, что не имел ни малейшего воспоминания о том, что мне приснилось в ту ночь; но когда Карл Иваныч, тронутый моим рассказом, стал меня утешать и успокаивать, мне стало казаться, что я действительно видел этот страшный сон и слезы мои текли теперь совсем по другой причине.

Когда Карл Иваныч ушел от меня и я села в постели и стала натягивать носки на свои ножки, слезы мои немного поутихли, но меня по-прежнему терзали мрачные мысли о придуманном мною сне. Вошел наш слуга Николай. Это был крошечный опрятный человечек, всегда серьезный, правильный и почтительный и большой друг Карла Иваныча. Он нес нашу одежду и обувь: сапоги для Володи, а мне еще приходилось носить эти ненавистные туфли с ленточками. Мне было бы стыдно плакать в его присутствии. Кроме того, в окна весело лилось утреннее солнышко, и Володя, подшучивая над Марьей Ивановной (гувернанткой нашей сестры), так весело и задорно смеялся, стоя над умывальником, что даже серьезный Николай, стоя с полотенцем на плече, , в одной руке мыло, а в другой тазик, сказал с улыбкой:

«Сойдет, Владимир Петрович, займитесь, пожалуйста, стиркой».

Я совсем повеселел.

«Ты лысый фертиг?» — послышался из класса голос Карла Иваныча.

Его голос был строгим, в нем больше не было той доброты, которая растрогала меня до слез. Карл Иваныч был в классе совсем другим человеком: он был школьным учителем. Я быстро умылся и оделся и, все еще держа в руке расческу, на ходу приглаживая мокрые волосы, ответил на его зов.

Карл Иваныч, в очках на носу, с книгой в руке, сидел на своем обычном месте между дверью и окном. Слева от двери две полки: одна наша, детская; другой принадлежал Карлу Иванычу. У нас были всякие книжки — школьные и нешкольные: одни стояли, другие лежали плашмя. Только два больших тома «История путешествий» в красных переплетах степенно стояли, прислонившись к стене; потом длинные, толстые, большие, маленькие — обложки без книг и книги без обложек; там все сдавливалось и запихивалось перед игрой, когда нам велели расправить библиотеку, как громогласно назвал полку Карл Иваныч. Коллекция книг на его собственной полке, хотя и не такая большая, как у нас, была еще более разнородной. Я помню их три: немецкую брошюру о навозе капусты без переплета; один том истории Семилетней войны на пергаменте, который был сожжен на одном углу; и полный курс гидростатики. Карл Иваныч большую часть времени проводил за чтением и даже портил этим себе глаза; но он никогда ничего не читал, кроме этих книг и журнала «Северная пчела».

Среди предметов, лежавших на полке у Карла Иваныча, был один, который больше всего мне его напоминает. Это был картонный диск, закрепленный на деревянной стойке, в которой диск двигался с помощью маленьких штифтов. На диске была наклеена картинка, изображающая карикатуру на какую-то даму и цирюльника. Карл Иваныч очень хорошо клеил вещи и сам изобрел этот диск, чтобы защитить глаза от сильного света.

Я вижу сейчас его длинную фигуру перед собой в стеганом халате и красной шапке, из-под которого выглядывают редкие седые волосы. Он сидит возле маленького столика, на котором стоит диск с изображением парикмахера, отбрасывающий тень на его лицо; в одной руке он держит книгу, а другой опирается на подлокотник кресла; рядом часы с изображением охотника на циферблате, клетчатый носовой платок, круглая черная табакерка, зеленый футляр для очков и табакерки на подносе. Все это так чинно и аккуратно лежит на своих местах, что из одного этого порядка можно заключить, что у Карла Иваныча совесть чиста и сердце спокойно.

Бывало, когда надоест бегать вниз по салону, прокрадываешься на цыпочках в класс и смотришь — а там Карл Иваныч сидит один в кресле и читает одну из своих любимых книжек, с выражением спокойной серьезности на лице. Иногда я ловил его на минуты, когда он не читал: его очки съезжали на его большой орлиный нос, его голубые полуприкрытые глаза имели какое-то особенное выражение, а губы грустно улыбались. В комнате было бы тихо; все, что можно было услышать, это его ровное дыхание и тиканье охотничьих часов.

Иногда он меня не замечал, и я стоял у двери и думал. Бедный, бедный старик! Нас много, мы можем играть и нам весело, а он совсем один и никто к нему не добр. Он говорит правду, когда говорит, что он сирота. И его жизнь была так ужасна! Помню, как он говорил Николаю — ужасно быть на его месте! И вам было так жалко его, что вы иногда подходили к нему, брали его за руку и говорили: «Либер Карл Иваныч!» Ему нравилось, когда я ему это говорил. Он всегда ласкал меня, и было видно, что он тронут.

Карты висели на другой стене; все они были почти в клочьях, но искусно склеены Карлом Иванычем. В середине третьей стены была дверь, ведущая вниз, с одной стороны которой висели две линейки: одна, вся забитая, была наша; другой, новенький, принадлежал ему самому и использовался скорее для ободрения, чем для рисования линий. По другую сторону двери находилась классная доска, на которой ряд кружков обозначал наши основные проступки, а мелкие крестиками. Слева от доски был угол, в котором нас заставили встать на колени.

Как хорошо я помню этот угол! Я помню заслонку на печке и вентиляционное отверстие в заслонке, а также шум, который она издавала, когда ее поднимали. Иногда ты становился на колени и становился на колени там, в углу, так что у тебя болели колени и спина, и ты думал: Карл Иваныч забыл обо мне. Ему, должно быть, очень приятно сидеть в этом мягком кресле и читать о гидростатике — а как же я? стена; но если слишком большой кусок вдруг с грохотом падал на пол, то, право, один испуг был хуже всякого наказания. А когда оглянешься на Карла Иваныча, так он и сидит с книгой в руках, как будто ничего не замечая.

Посреди комнаты стоял стол, покрытый рваной черной клеенкой, сквозь которую во многих местах виднелись края, все обрезанные перочинными ножами. Вокруг стола стояло несколько табуреток, некрашеных, но отполированных за долгие годы. В четвертой стене было три окна. Вид из них был таков: прямо под окном была дорога, каждая рытвина, каждый камешек и каждая колея которой были мне давно знакомы и родны; за дорогой была аллея опыленных лип, сквозь которую местами виднелась калитка; за аллеей виднелся луг, с амбаром по одну сторону его и лесом по другую; в глубине леса виднелась хижина егеря. Из окна справа была видна часть террасы, где обычно сидели взрослые перед обедом. Иногда, когда Карл Иваныч исправлял твою диктовку, ты, выглянув туда, мог видеть темную мамину голову и чью-то спину и слышать отдаленные звуки разговоров и смеха. Тогда вы почувствовали бы такое недовольство тем, что не можете быть там, что подумали бы: когда же я когда-нибудь вырасту и у меня не будет больше уроков, и я смогу проводить все свое время, сидя с моими близкими, а не над этими упражнениями? Недовольство переходило в грусть, и вы так озаботились, бог знает отчего и почему, что даже не слышали, когда Карл Иваныч роптал на ваши ошибки.

Карл Иваныч снял халат, надел синий сюртук с подбитыми складками на плечах, поправил перед зеркалом галстук и повел нас вниз — поздороваться с мамой.

II

Мама

Мама сидела в гостиной и наливала чай; одной рукой она держала чайник, другой — кран самовара, из которого вода текла через верх чайника на поднос. Но хотя она смотрела прямо на него, она не заметила ни его, ни того, что мы вошли.

Так много воспоминаний о прошлом возникает, когда ваше воображение пытается воскресить черты любимого человека, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, вы видите их лишь смутно. Это слезы памяти. Когда я пытаюсь вспомнить Маму, какой она была в то время, я вижу только ее орехово-карие глаза, всегда с тем же выражением доброты и любви в них, родимое пятно на шее чуть ниже того места, где были несколько крошечных кудрявых волосков, ее белый вышитый воротничок и тонкая нежная рука, которая так часто ласкала меня и которую я так часто целовал; но ее общий вид ускользает от меня.

Слева от дивана стояло английское пианино; моя темнокожая сестричка Любочка сидела за роялем, ее розовые пальчики, только что вымытые холодной водой, с заметным трудом пробегали какие-то этюды Клементи.