Язык как рефлексия это – Языковая рефлексия как составляющая в обучении дискуссионной речи

Содержание

Языковая рефлексия как составляющая в обучении дискуссионной речи

В настоящее время студентами любого вуза осознается потребность в умении менять свое речевое поведение в соответствии с задачами и целями общения. Это объясняется тем, что в современном образовательном пространстве активно используются коммуникативные технологии обучения, к числу которых относится интерактивная образовательная модель. В связи с этим уже на этапах подготовки к будущей профессиональной деятельности происходит обучение дискуссии и дискуссионной речи студентов всех направлений и специализаций. В некоторых случаях это осуществляется целенаправленно (в условиях необходимого педагогического сопровождения), в других — попутно, при решении других учебных задач. Таким образом, каждый студент в той или иной мере развивает умение выстраивать дискуссионную (полемическую) речь.

Современная наука достаточно подробно исследовала феномен дискуссии. Выявлены личностные аспекты аргументации в дискуссии (Б. И. Айзенштат, Е. И. Алексеева, И. Г. Сусловский и др.), охарактеризовано логическое строение дискуссии (Г. Д. Давыдов, Б. С. Грязнов, Ю. Д. Прилюк и др.), исследованы лингвистические средства выстраивания дискуссионной речи (П. В. Баранов, Б. В. Сазонов, А. П. Алексеев, Л. В. Славгородская и др.), написаны работы по развитию дискуссионных умений (О. Г. Дзюбенко, С. Г. Коростелева, Е. В. Шантарин, Л. В. Аниськина и др.). Однако, на наш взгляд, недостаточно внимания уделено феномену языковой рефлексии, необходимой в процессе обучения умению выстраивать и осуществлять дискуссионную речь.

Под языковой рефлексией обычно подразумевают осознанное отношение к своей и чужой речи с точки зрения нормативного, коммуникативного и этического аспектов культуры речи. Развитие такого уровня языкового сознания требует определенных усилий со стороны обучаемого, в нашем случае студента. На наш взгляд, в настоящее время появилась необходимость в разработке доступной для студента модели анализа дискуссионной речи и речевого поведения в целом. Безусловно, такая модель должна быть разработана при участии лингвистов, психологов, педагогов, методистов. Мы не беремся предположить, какую именно форму обретет эта модель (измерительных материалов, алгоритма и др.), мы лишь настаиваем на необходимости взаимодействия наук при разработке данной модели.

Очевидно, что осознание студентом важности языковой рефлексии, развитие умения ее осуществлять приведет к развитию умения управлять своим речевым поведением, что является важным в будущей профессиональной деятельности.

Литература:

1. Махновская Н. И. Методика обучения дискуссии и дискуссионной речи студентов-филологов: автореф. дис. … канд. пед. наук. М., 1992. 18 с.

2. Павлова Л. Г. Спор, дискуссия, полемика. М.: Просвещение, 1991. 127 с.

moluch.ru

ДЕЛОКУТИВНОСТЬ КАК ПРОЯВЛЕНИЕ МЕТАЯЗЫКОВОЙ РЕФЛЕКСИИ В РУССКОМ И ФРАНЦУЗСКОМ ЯЗЫКАХ Тамразова И.Г.

Номер: 12-1

Год: 2014

Страницы: 314-317

Журнал: Актуальные проблемы гуманитарных и естественных наук

Ключевые слова

рефлексия, метаречь, иллокутивные глаголы, когнитивный подход, reflection, interlingual, illocutionary verbs, cognitive approach

Аннотация к статье

В статье исследуется метаязыковая функция, которая представляет особый интерес для системного функционального исследования языка и речи. Метаязыковая рефлексия рассматривается в работе с точки зрения интеракциональной прагматики, изучающей закономерности функционирования процесса речевого взаимодействия, и особенности их проявления и закрепления в разных языках и культурах.

Текст научной статьи

Р. Якобсон, выделяя функции языка, связанные с различными аспектами коммуникативного акта, особо выделял метаязыковую функцию — способность языка описывать самого себя [Jakobson, 1963:37]. Метаязыковая функция языка определяется им как одна из базисных функций речевой коммуникации для разъяснения кода (message about code) [Якобсон, 1975: 203]. С тех пор с этой функцией связаны многочисленные исследования, рассматривающие различные аспекты ее проявления и связи с другими функциями языка. Метаязыковая деятельность является обязательным компонентом языковой способности носителя языка. «Рефлексия — универсальный признак собственно человеческого мыследействования, она течет непрерывно, она «размазана по всем тарелкам», но по воле человека она останавливается (фиксируется) и объективируется, превращаясь в другие организованности (инобытия, ипостаси)» [Богин, 1998: 63]. Как отмечает И.Т.Вепрева, вербализованные метаязыковые высказывания — это продукт осознанной метаязыковой деятельности, контролирующей используемые языковые средства [Вепрева, 2003]. «Естественная лингвистика — это нерефлектирующая рефлексия говорящих, спонтанные представления о языке и речевой деятельности, сложившиеся в обыденном сознании человека и зафиксированные в значении металингвистических терминов, таких как язык, речь, слово, смысл, значения, говорить, молчать и др.» [Арутюнова, 2000: 7]. Как известно, Дж. Остин, выводя номенклатуру иллокутивных актов, опирался на естественную номенклатуру иллокутивных глаголов и глагольных выражений английского языка, насчитывающую, по его утверждению, более тысячи единиц. За это он был критикуем Дж. Серлем, утверждавшим, что номенклатура отдельных элементов речевой деятельности Языка, включающая и косвенные речевые акты, и модально-эмотивные элементы, не может сводиться к номенклатуре иллокутивных глаголов конкретного естественного языка [Серль, 1986: 151]. Как отмечает Ж. Фоконье, «области, которые нам нужны для понимания функционирования языка, заложены не в комбинаторной структуре самого языка, они существуют на уровне когнитивного строения, который задействует языковые средства. До тех пор пока язык изучается в автономном состоянии, как сам в себе и по себе, подобные области будут невидимы» [Fauconnier, 1999:13]. Подчеркивая «донаучный» характер языковой модели мира, ее называют также наивной [Апресян, 1995а], а путь ее формирования — когнитивным [Лазарев, 1999]. Наивную картину мира принято интерпретировать как отражение обиходных (обывательских, бытовых) представлений о мире [Апресян, 1995а; Яковлева, 1994]. Иными словами, считается, что язык отражает наши самые обычные, житейские представления о том или ином объекте (ситуации), в том числе и о самом языке. Именно когнитивный подход, учитывая концептуальную основу образования значения языковых элементов, позволил выявить другую сторону значения — размытость и нечеткость его границ. Он опирается на выявление всех типов знаний, связанных с потребностями коммуникативной деятельности и заложенных в структуре слов, и позволяет обнаружить взаимосвязанные разнообразные и разноаспектные концепты в их смысловой структуре. Значения слов соотносимы с определенными когнитивными контекстами — когнитивными структурами или блоками знаний, которые стоят за значениями и обеспечивают их понимание. Эти когнитивные контексты или блоки знания Р. Лэнакер называет когнитивными областями, сферами (domaines), Ж. Фоконье и Дж. Лакофф — ментальными пространствами, Ч. Филлмор — фреймами. Делокутивность представляется таким «размытым фреймом» в сложном концепте «метаязык». Делокутивность накладывается на значение языковых единиц в виде определенной когнитивной модели, отражающей вторичный характер данных единиц. При этом сам язык трактуется не просто как более или менее «прозрачный» медиум, но, скорее, как некая самостоятельная «субстанция», не ограничивающаяся только посредническими функциями по установлению взаимосвязи между человеком и окружающей его действительностью. Метаязык-концепт рассматривается как автономное образование, особый мир, который объективируется внутри языковой картины мира при конструировании своей собственной интенционально-смысловой реальности, вне которой и без которой человек просто не может существовать. Язык способен порождать свои собственные рефлексивные образования и в то же время воспроизводить определенные соответствия и отношения между такими метаобъектами мира языка, симулируя их в качестве отношений «второго порядка» и выступая в качестве «первичной» (естественный язык) либо «вторичной» (метаязык) моделирующей системы. С точки зрения когнитивной семантики значение, то есть «концепт, схваченный знаком» [Кубрякова, Демьянков, 1996: 92], это когнитивная структура, модель знания и мнения. В основе значения лежит широкий концепт, в плане объема значение энциклопедично по своей сути, то есть лексическое значение включает в себя комплекс знаний об обозначаемом, в том числе потенциальные и ассоциативные признаки. Многочисленность и разнообразие лексических носителей метаязыковых значений соответствует тому месту, которое речь занимает в «наивной картине человека»: это самая сложная из подсистем человека, обладающая самыми богатыми связями с другими подсистемами (всегда и в первую очередь — связями с интеллектом, желаниями, физическими действиями), находящаяся в вершине иерархии подсистем, составляющих (в «наивной картине») человека [Апресян, 1995b: 45-49]. Изучение метаречевого дискурса дает основание утверждать, что в языковую картину мира входят устойчивые формулы языковых построений, связанные с определенными правилами, нормами языка и речевого поведения. Можно представить, что в национальную языковую картину мира входят представления о разнообразных свойствах, нормах, правилах речевой коммуникации, совокупность которых можно обозначить как метаречевая картина мира. Метаязыковые рефлексии и метаязыковые высказывания соотносятся именно с этой составляющей национальной языковой картины мира. Возникает перспектива исследования этнокультурной специфики такого рода представлений в плане межкультурной коммуникации. Есть достаточно оснований, чтобы утверждать, что высказывания метаречевого дискурса находятся в специфическом соотношении с картиной мира, а именно с той ее частью, которая отражает речевую коммуникацию как часть действительности. В силу этого высказывание метаречевого дискурса демонстрирует частный случай концептуальной обусловленности значения культурологического дискурса. Ср. у И. Бродского: «Плавающий в покое мир, где не спрашивают «что такое? что ты сказал? повтори» — потому что эхо возвращает того воробья в ухо от китайской стены; потому что ты произнес только одно: «цветы» [БСС: 505]. Для понимания когнитивной сущности метаречевой картины мира необходимо отделить концепт «метаречь» от смежных понятий и, прежде всего, от довольно распространенного понятия «метаязык» и коррелятивных с этим термином понятий «метатекст», «метатеория», «метасемиоз», «метасредства», «металингвистика», «метакоммуникация», «метадискурс» и др. [Вепрева, 2003: 65-66]. В специальной литературе термин «метаязык» употребляется неоднозначно. Во-первых, традиционное использование термина «метаязык» соответствует философскому и логическому употреблению: «язык второго порядка», «по отношению к которому естественный человеческий язык выступает как «язык-объект», т. е. как предмет языковедческого исследования» [ЛЭС,1990:297], как ЯЗЫК, создаваемый через логико-аналитическую работу, как описательная модель языка [Залевская, 2000: 32]. Во-вторых, семантический метаязык противопоставляется языку-объекту как другая знаковая система, «позволяющая более непосредственно отразить структуру выражений объектного языка, тем самым выявляя, объективируя ее» [Кобозева,2000: 266]. Построение такого универсального семантического метаязыка, например, предпринято А. Вежбицкой в виде словаря семантических примитивов, [Wierzbicka, 1991]. Кроме неоднозначной интерпретации понятия «метаязык», остается открытым вопрос о соотношении терминов «метаязык» и «метатекст». Литературоведение оперирует понятием метатекста при характеристике зоны ассоциативных связей (подтекста) [Лотман, 1964]. В современной лингвистике в рамках теории речевой деятельности наряду с термином «текст» начинает употребляться термин «дискурс», многозначность которого говорит о том, что термин не устоялся в современном научном обиходе. Авторы, пользующиеся данным термином, непременно уточняют его сущностные признаки, указывая тот аспект терминологической семантики, который им важен. Как указывает И.Т. Вепрева, продуктом коммуникации в рамках дискурсивного подхода может быть неканонический текст. Статус неканонического текста определяется не характером структуры текста, не его размерами, а его цельностью, т. е. функционально-коммуникативной соотнесенностью текста с одним объектом, простым или сложным. И.Т. Вепрева пишет «о дискурсивной природе метаязыковой деятельности, так как рефлексивы могут быть представлены в различных текстовых формах: 1) как канонический текст-рефлексив, отдельное речевое произведение; 2) как рефлексивы внутри целого текста: а) в виде авторского попутного замечания, словесной реплики, ремарки, комментирующих основной текст, б) в виде метаязыкового высказывания, 3) в виде цепочки взаимосвязанных высказываний — текстового фрагмента» [Вепрева, 2003: 67] . При широком подходе «метатекст» понимается как строевой компонент текста, выполняющий иллокутивную функцию, связанную с «речевыми шагами Говорящего по порождению текста». Основы широкого понимания заложены в работе А. Вежбицкой «Метатекст в тексте» [Вежбицка, 1978]. А. Вежбицка анализирует метатекстовые образования типа В настоящем разделе я буду говорить о …, Приведу пример…, повторяю, что… и др. Для такого «метатекста» характерно ситуативно-прагматическое содержание. Метатекстовые конструкции включают разнообразные способы проявления речевых тактик говорящего и слушающего, «метаорганизаторы высказывания» упорядочивают композицию текста, связывают компоненты текста, отражают стратегию автора при производстве текста. В данном понимании метатекст как результат осознания языковой действительности также является эксплицированным проявлением метаязыкового сознания. С одной стороны, процесс выбора слова, безусловно, представляет собой лишь один частный аспект речевой деятельности. С другой стороны, нерасчлененность для обыденного сознания языкового средства с тем, для чего оно используется, позволяет считать метаязыковые высказывания исследовательской базой для выявления мировоззренческих установок языковой личности, социокультурных умонастроений, психологического состояния человека и общества в целом. В данном случае «язык является средством выхода на образ мира» [Залевская, 2000: 36]. И.Т. Вепрева подчеркивает главную, родовую черту метаязыковых образований — наличие языковой рефлексии, направленность языкового сознания на познание самого себя [Вепрева, 2003: 69]. Подобная трактовка рефлексии восходит к терминологическому толкованию Джона Локка. Рефлексия, с его точки зрения, это «особое оперирование субъекта с собственным сознанием, порождающее в результате идеи об этом сознании» . Понятие делокутивность как проявление языковой и речевой рефлексии и как предмет предпринятого исследования по своей внутренней форме соотносится с понятием «метаречь», или «метаречевой дискурс». Таким образом, выстраивая терминологический ряд единиц метаязыкового функционирования, упоминаемых в работе, мы приходим к необходимости выделения особого типа метаречевого дискурса, единицей которого является метаречевое высказывание, названное нами делокутивом, которое фокусирует свое внимание на семантически и аксиологически значимых разноуровневых языковых и речевых единицах, попадающих в поле метаязыкового сознания. Метаречевое высказывание — это понятие, коррелирующие с делокутивностью на основе общего рефлексивного механизма и аутореференции, в основе которого лежит прецедентное высказывание как источник метаязыковой рефлексии. Делокутивность как указание на прецедентный речевой акт является постоянным семантико-прагматическим компонентом как в словообразовательных (делокутивная деривация), в синтаксических (цитация) и категориях французского, русского и других языков. Делокутивность как словообразовательный механизм и делокутивы как его произведение есть проявление более общей, категориальной, грамматической закономерности функционирования «прецедентного слова» в механизмах языковой и речевой номинаций. Многие ученые утверждают, что грамматическое, то есть регулярное, обязательное, семантически обобщенное, частотное, предсказуемое, характеризующее открытые классы единиц, должно изучаться иначе и описываться иными правилами и иными содержательными обобщениями, чем лексическое, свойства которого прямо противоположны — лексические явления происходят в закрытых классах единиц, лексические значения конкретны и специфичны, в лексике регулярна нерегулярность и обязательна необязательность [Теория функциональной грамматики, 1996:12]. Лексика и грамматика, хотя и отличаются друг от друга, обеспечивают язык возможностью отправлять свои основные — коммуникативную и когнитивную — функции. Функциональная грамматика исповедует «комплексный и интегрирующий подход, при котором за основу берутся семантические категории грамматики и семантические функции, объединяющие разноуровневые языковые средства. Лингвистический анализ направлен на изучение взаимодействия элементов разных уровней на функциональной основе». Предметом анализа становятся объединения разноуровневых языковых средств, имеющие функциональную основу, — функционально-семантические поля. Функционально-семантическое поле мыслится как система различных языковых средств конкретного языка, которые обслуживают ту или иную семантическую категорию. Если представить себе расширение исследования, проводимого в русле функциональной грамматики, за пределы единственного языка, то предметом исследования оказывается универсальное функционально-семантическое поле, которое получено объединением всех языковых средств рассматриваемых языков, которые ответственны за выражение того или иного значения. Таким образом, словообразовательные языковые модели делокутивности и синтактико-дискурсивные модели цитации и прецедентного текста входят в функционально-семантическое поле делокутивности как проявления метаречевой деятельности, представленные национальными вариантами в сопоставляемых языках. Основной корпус делокутивной метаязыковой лексики словарей русского и французского языка составляют слова и значения, связанные с понятиями речи и языка. Методом сплошной выборки из доступных нам словарей и анализа употреблений в литературных (письменных) и устных текстах были выявлены для двух языков: 1) особенности словопроизводства метаязыковой лексики; 2) слова с первичным метаязыковым значением, со всей их многозначностью; 3) переносные метаязыковые значения слов иных семантических полей; 4) словосочетания со словами поля речи.

publikacia.net

определение в психологии, виды, формы и способы развития

Рефлексия является одним из наиболее уникальных качеств человека, делающим его высшим существом среди прочих живых существ. Этот феномен находится в фокусе специалистов из многих сфер деятельности – философии, психологии, педагогики и т.д. Рассмотрим, что такое рефлексия и рефлексивность, а также ее значение для личности и как развить эту способность.

Что такое рефлексия?

Слово рефлексия происходит от латинского слова reflecto – обращать назад, от которого образовано французское слово reflexio — размышление. Само понятие рефлексии имеет множество определений, заслуживающих внимания.

Рефлексия – это способность направлять мыслительный процесс на собственное сознание, поведение, накопленные знания, совершенные и будущие действия. Говоря простым языком, рефлексия является способностью человека заглянуть в себя. Причем заглянуть можно не только в свое, но и в чужое сознание.

Рефлексировать – это фокусироваться и осмысливать содержание собственного сознания.

Рефлексивность – означает способность индивида выйти за рамки своего «я», размышлять, анализировать и делать выводы, сравнивать свое «я» с другими. Это уникальная возможность критически посмотреть на себя со стороны.

Впервые понятие рефлексии появилось в философии, но на данный момент является широко используемым в различных сферах.

Виды

Понятие рефлексии весьма сложное и требуется классификация, чтобы разложить все по полочкам.

Какие бывают виды рефлексии:

Личностная Р. – самоанализ или изучения собственного «Я»;
Коммуникативная Р. – анализ взаимоотношений с другими людьми;
Кооперативная Р. – анализ совместной деятельности для достижения поставленной цели;
Интеллектуальная – обращение внимания на какие-либо знания и способов их применения;
Экзистенциональная Р.– глубокие внутренние мысли человека;
Саногенная Р.– направлена на контроль эмоций для снятия лишнего стресса , минимизации страданий и переживаний.

Существуют и другие виды рефлексии в зависимости от объекта и цели рефлексивной деятельности.

Формы

У мыслительного феномена также различают формы, в зависимости от того, какой конкретно промежуток времени взят за основу.

Формы рефлексии:

Ситуативная – реакция на происходящее прямо сейчас;
Ретроспективная – анализ прошлого;
Перспективная – мечты, планы, цели, шаги и т.д.

Интересный тест

В подтверждение наличия у человека возможности обратить мысли на чужое сознание приведем один из известных тестов.

Трем тестируемым демонстрируют реквизиты: 3 черных и 2 белых колпака. После чего одевают им повязки на глаза и черные колпаки. При этом сообщают, что у любого из них на голове может быть одет либо черный, либо белый колпак.

Затем повязки снимаются, а тестируемым дают задание:

Поднять руку, если видишь хотя бы один черный колпак;
Выйти из комнаты, если догадаешься, какой колпак на тебе.

В результате все сразу поднимают руку, но потом наступает заминка. В конце концов, кто-то выходит из комнаты.

Здесь и проявляется рефлексия относительно чужого мышления: «Я в белом колпаке?», «Нет, будь он белым, то один из двух других участников увидел бы, что третий тянет руку, так как видит черный колпак лишь на нем самом. Но тогда он бы вышел, но он сидит. Значит, я в черном колпаке!»

Догадаться о цвете колпака помогла уникальная способность рассуждать за двух других участников сразу. У того, кто первым вышел более развита рефлексивность, нежели у других.

Рефлексия в психологии

В психологии рефлексия играет ключевую роль, поскольку является одной из форм самоанализа. Рефлексия в психологии – это обращение сознания индивида к анализу собственных мыслей и совершенных поступков.

Первым, кто начал работать с этим понятием в психологии является А. Буземан. Он же предложил выделить рефлексию в самостоятельный раздел. Определение рефлексии по Буземану – это любое перенесение переживаний с мира внешнего на мир внутренний, то есть себя.

С.Л. Рубинштейн утверждал, что формирования полноценной зрелой личности возможно только посредством осознания индивидом границ собственного «я». Этот процесс подразумевает способность к самоанализу.

Рефлексивный акт – это остановка всего потока автоматически текущих мыслительных процессов и состояния. Происходит своеобразный переход от автоматизма до осознанности, процесс осознания личностью своего внутреннего мира – психического и духовного. Плодом такой деятельность является формирования у индивида только ему присущего уникального способа думать и жить.

Зачем нужна рефлексия?

Что дает рефлексивная деятельность человеку:

контроль собственного мышления;
оценка, критика и анализ своих мыслей на логичность и обоснованность;
вычленение токсичных и бесполезных мыслей для последующей санации;
преобразовать скрытые мысли в явные для глубокого самопознания;
осмысление своего поведения в конкретных ситуациях;
выбор собственной позиции вместо колебаний и многое другое.

Из вышеизложенного становился ясно, что рефлексируя, человек растет в понимании себя, самоконтроле и самое главное – способен к переменам.

Если человек нерефлексивен, то он делает одни и те же действия, совершает одни и те же ошибки машинально. Как говорил Энштейн: «производить ежедневно одинаковые действия, ожидая разных результатов — это безумие». Это красочное и точнейшее определение человека с низкой рефлексией.

Более того, без самоанализа сбои в мышлении будут накапливаться подобно снежному кому.

Как развить рефлексию

Лучшее, что можно сделать для развития рефлексии – это практиковать ее. Для этого есть множество способов:

Просто контактировать с этим миром и проводить активное время, а затем провести анализ минувшего дня;
Пообщаться с кем-то мыслящим иначе или прочесть что-то необычное для себя;
Уделить время глубокому размышлению над конкретным объектом;
Составить список важнейших вопросов и проанализировать его.

Нельзя выбрать один лишь способ – использовать нужно все, но в разных пропорциях. Далее подробнее о каждом из них.

Не избегать внешнего мира

Рефлексировать – означает реагировать на внешнее воздействие. Каждый день человек сталкивается с трудностями, конфликтами, сомнениями, выбором, мнениями, критикой и т.д.

Чем больше человек переживает таких внешних раздражителей, тем его сильнее растягивается его границы. Соответственно и диапазон рефлексии будет шире, глубже и богаче. Вот и первая возможность развить рефлексию – не нужно прятаться от внешнего мира и контрактов.

После насыщенного дня можно воспроизводить все прошедшее в голове словно кинофильм. Попутно сделать выводы, подумать каковы были ваши мысли или каковы мысли другого яркого персонажа дня. Найти ошибки и подумать, как их избежать — это привычка успешного человека.

Проточная вода

Озеро имеет особенность застаиваться, так и человек, который постоянно общается в одном и том же кругу. Но проточная вода — свежая и чистая. Отличная тренировка рефлексии – общение с человеком, который имеет прямо противоположную точку зрения и способ жизни.

Не менее полезно прочесть необычную литературу, посмотреть фильм из той категории, которую постоянно игнорировал. Это не означает нарочито смотреть ужасы, но выйти за пределы наскучившего сериала и мелодрам. Существует множество хороших жанров, которые полны новой информации.

Остановить и подумай

В век соцсетей люди стали питаться информацией, не пережевывая ее. Все это напоминает МакДоналдьс, пища из которого не славится своей пользой — быстрые калории и тучность. Здесь массы новостей, картинок, роликов, лайфхаков, страшилок, комментариев и прочего. Большинство из этого мусорная информация, не приносящая никакой пользы.

Ученые, которые исследуют мозг заявляют, что для человека весьма вреден такой информационный «винегрет». Ни один из компонентов не усваивается, но создает только шум и помехи в мышлении. Наш мозг устроен для сосредоточенного размышления над чем-нибудь одним.

В качестве тренировки рефлексии полезно подумать над прочитанной книгой, фильмом, диалогом, прошлым или какой-либо будущей задачей. Следует выбрать что-то одно и детально «разжевать» это:

Полезная ли это вещь?
Что нового я узнал?
Как мне это использовать?
Симпатичен ли мне этот персонаж?
На кого похожу я из этой книги?

Все это приносит удовольствие, расслабляет, делает умнее и учит сосредотачиваться.

Листок с вопросами

Выписывайте на лист или в блокнот наиболее значимые вопросы, которые волновали вас на протяжении всей жизни. Затем составленный список сортируем по группам:

Вопросы о смысле бытия;
О предназначении;
Об отношениях с другими людьми;
О духовном мире;
О прошлом;
О будущем;
О вещах материальных и т.д.

Теперь нужно посчитать, что превалирует в этом списке. Этот эксперимент может рассказать о личности то, о чем она и не догадывалась.

Рефлексия является мощнейшим источником познания. Она является толчком к изменениям и прогрессу. Важнейшая способность рефлексивной деятельности в том, чтобы от автоматизма перейти к осознанности. Привычка к осознанности приносит намного больше плода, нежели жизнь на «автопилоте».

psiho.guru

Язык философии и философская рефлексия Текст научной статьи по специальности «Философия как наука»

УДК 101.1 ББК 87.22

ЯЗЫК ФИЛОСОФИИ И ФИЛОСОФСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ

Н.А. Калашникова

В статье рассматриваются различные уровни «семиотического моделирования», соответствующие определенным «архетипам философского дискурса» и системам знания. Высказывается предположение, что для «семиотического моделирования» философии недостаточно вторичных знаковых систем (метаязыка и коннотации), так как она опирается на сложные знаковые системы, которые превышают не только одноуровневую семиотику предметного языка, но и двухуровневые семиотики науки (матаязыковую) и литературы (коннотативную).

Ключевые слова: язык философии, философская рефлексия, философский дискурс, метаязык, философские категории, сознание, культура.

Традиционно считается, что сознание как высшая, понятийная ступень мышления формируется только на базе языка. Отождествление членов триады «действительность — мышление — язык» имеет длительную традицию, подобный подход отличает работы В. фон Гумбольдта, А. Потебни, М. Хайдеггера, Г. Гада-мера. «Наш язык называет надежное место пребывания “кровом”. Бытие есть кров, который укрывает человека, его экзистирующее существо, в своей истине, делая домом экзистенции язык…» [11, с. 218].

Разграничение сознания и языковой семантики, в свою очередь, приводит к концепции удвоения мира. Преломленное через призму языка видение мира получило наименование «языковой картины мира» [4, с. 102]. Истоки этой концепции также можно найти в философско-лингвистических работах В. фон Гумбольдта. «Слово, действи-

тельно, есть знак, до той степени, до какой оно используется вместо вещи или понятия. Однако по способу построения и по действию это особая самостоятельная сущность, индивидуальность; сумма всех слов — язык -это мир, лежащий между миром внешних явлений и внутренним миром человека… » [5, с. 304].

В качестве альтернативы «языковой картине мира» в когнитивной лингвистике была разработана теория концепта — оперативной содержательной единицы всей картины мира, которая формируется не только на основе языка, но и чувственного опыта, предметной деятельности. Сознание может работать над формированием нового концепта долгие годы, оперируя нефиксированными в языке мыслями. Вербализация концепта одновременно включает и метаязыковую способность носителя языка, поскольку она направлена на познание языка как элемента действительного мира. Совокупность концептов представляет собой упорядоченное объединение. Наиболее полное описание концептуальной сис-

темы было дано в работах Р.И. Павилениса [8, с. 12].

Таким образом, язык есть формальное условие мысли — понятийного и общезначимого содержания человеческого сознания, языковое значение есть символическая условность, основание и инструмент мысли, которое не должно подменять референциальное значение, то есть саму мысль.

Особенность языка философии, по сравнению со всеми существующими естественными и искусственными языками, состоит в том, что он представляет собой максимально возможный по отношению к любому другому теоретическому языку метаязык. Метаязык не порождает новые смыслы, он содержит новые искусственные термины, необходимые для описания исходного языка.

Если согласиться, что духовная культура — область «символических форм», то всякая деятельность над культурным символизмом, будь то его описание, анализ, критика или что-либо иное, будет метасимволичес-кой деятельностью. Подобная деятельность характерна для философии: философия есть «метадискурс», предназначенный для описания и анализа символического. «Дискурс» -это «язык в языке», но представленный в виде особой социальной данности. Дискурс реально существует не в виде своей «грамматики» и своего «лексикона», а прежде всего в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, в конечном счете — особый мир [9, с. 676].

Символы суть имена, средства описания метафизических объектов. «Символ… способ знания, что к одному есть другое. Здесь нет мысли о похожести. …Указание на недостающее — вот символ в исходном понимании» [3, с. 403]. Если задать классификацию знаков по степени «денотативности», то «символы», репрезентирующие «метафизические» объекты, занимают самое крайнее положение, поскольку они вообще не имеют «физического» (чувственно данного) референта. Однако в отличие от функциональных «языковых фикций», или «пустых» знаков, они имеют «максимум» смысла. К этому типу знаков можно отнести «эйдосы» Платона, «врожденные

идеи» Декарта, «идеи разума» Канта, «феномены» Гуссерля.

Неэмпирический (метафизический) характер «объектов» философствования задает особые процедуры работы с ними, отличные от методов научного познания. Такими методами выступают процедуры умопостижения, умозрения, которые одновременно являются процедурами порождения «мысленных конструктов». Структура философского рассуждения о «чистом бытии» принципиально отличается от рассуждений об объектах физического мира. «Философское слово необходимо потому, что оно почти единственное, что у нас есть, вместо отсутствующего мира» [9, с. 119]. Ни одна наука не полагает «Мир» в качестве собственного предмета. Предметом науки может выступать лишь некоторый аспект «Мира». Такого сущего, как «Мир», нет, он не дан людям в качестве чего-то общезначимого. Поскольку физический образ «Мира» невозможен, всякий его образ, всякая «картина мира» будет метафизической [2, с. 28-29].

Язык философии задает «априорные формы» любой языковой деятельности, будучи средством выражения Возможного, и тем самым участвует в самоописании культуры.

«Мышление никогда не имеет дела с изолированным предметом и никогда не нуждается в нем во всей полноте его реального бытия. Оно только создает связи, отношения, точки зрения и соединяет их» [5, с. 306]. Философская рефлексия образует уникальное единство индивидуального и всеобщего, личности и культуры, а философские категории «выступают в виде всеобщих форм членения предметного мира как сферы человеческого познания и действия», реализуясь через концептуальную сеть определенного методологического подхода к миру.

Категории философии всегда выступают как формы мировоззренчески нагруженного знания. В сфере общественной жизни «артикуляции действительности», которые в логически осознанном виде выступают как категории, приобретают практическую значимость. Философские категории служат необходимыми опорами выработки целостного взгляда на все окружающее человека, системообразующими регулятивами не только те-

оретического знания, но и его практического действия [6, с. 15].

Метаязык философии является «семиотическим основанием» философской рефлексии. «Язык начинается непосредственно и одновременно с первым актом рефлексии, когда человек из тьмы страстей, где объект поглощен субъектом, пробуждается к самосознанию — здесь и возникает слово, а также первое побуждение человека к тому, чтобы внезапно остановиться, осмотреться и определиться» [5, с. 301]. Рефлексия — это повышение ранга «словомышления» или «мыслегово-рения», которое всегда связано с тем, что слову приписывается формальная ситуация «автомышления» [7, с. 100].

Считается, что важной функцией опирающегося на рефлексию теоретического сознания является функция экономии ресурсов и возможностей познающего разума. На данную функцию научной теории философы обращали внимание начиная с Э. Маха. Философию можно рассматривать как «предельное сжатие», предельное теоретическое обобщение человеческого опыта. Не случайно многие европейские философы обращаются к идее конечности человеческого разума. Философия порождена человеческой конечностью и является стремлением выйти за пределы этой конечности, поэтому ее можно трактовать в качестве преодоления границ понимания индивида [2, с. 5]. Философское «сжатие культурной информации» имеет индивидуальный характер, что коренным образом отличает философию как от мифа, опирающегося на безличные и нерефлексивные стереотипы восприятия и мышления, так и от наук, которые, хоть и рефлексивны, но имеют коллективный, дисциплинарный, стандартизированный в определенных стереотипах характер. Уровень индивидуально-всеобщего, уровень теоретической рефлексии, отвечающей философскому сознанию, имеющий мировоззренческое значение, заключающееся в возможности понимания мира как целого, может быть смоделирован в семиотиках третьего знакового уровня, схемы которых были предложены Р. Бартом.

Предполагается, что рефлексия осуществляется на трех уровнях, каждому из которых соответствует определенная «знаковая

модель», а также определенный тип знания. «Первую рефлексию», направленную непосредственно на предметную реальность, олицетворяют все имеющиеся формы духовной культуры (например, наука, литература и т. д.), ее «знаковые основания» моделируются в се-миотиках второго уровня, в то время как предметный язык характеризуют простые одноуровневые семиотики (означающее и означаемое связаны непосредственно и для своего понимания не требуют отсылки к другим «означающим и означаемым»). Двухуровневые семиотики подразделяются на метаязыковые и коннотативные, согласно Л. Ельмслеву. Коннотация порождает новые смыслы, а не знаки, поскольку использует знаки естественного языка. Коннотация — знак, отсылающий к «предмету как сложному знаку» другого предмета, отсылающего к смыслу. Метаязык включает такие двойные знаки, в которых уже означаемое (смысл, интенсионал) само является знаком (единством означающего и означаемого первичного языка). Метаязык порождает искусственные знаки, необходимые для описания языка-объекта. Метаязык — знак, отсылающий к «сложному смыслу» предмета, отсылающего, в свою очередь, к знаку другого предмета.

Философия представляет собой «вторую рефлексию», «рефлексию рефлексии», направленную на результаты первой. Для «семиотического моделирования» философии недостаточно вторичных знаковых систем — метаязыка и коннотации, она опирается на сложные знаковые системы, которые превышают не только одноуровневую семиотику предметного языка, но и двухуровневые семиотики науки (метаязыковую), литературы (коннота-тивную) и прочих форм культуры. Философию необходимо рассматривать не просто в качестве метаязыка, а в качестве «метаязыка метаязыка», то есть описываемая философией знаковая система сама уже должна быть метаязыком. Язык философии всегда находится в опосредованном отношении к естественному языку. А поскольку естественный язык становится собственным метаязыком прежде всего в грамматическом или логическом аспектах, то категориальное выражение именно данных аспектов часто становится объектом философской, теперь уже вторичной (по

отношению к естественному языку) рефлексии, объектом «метаметаязыкового» описания и упорядочивания. Философское высказывание металингвистично и металогично. Для осуществления философской рефлексии, следовательно, необходим трансцензуз — выход за пределы обычных для культуры двухуровневых семиотик и связанных с ними форм рефлексии и коннотации, построение семиотики третьего уровня путем добавления нового языкового уровня, дополнительного метаязыка или дополнительной коннотации. Таким путем образуются разные «типы философского дискурса», так называемые «архетипы философствования»: 1) «философский анализ» -метаязык метаязыка, описание описания; 2) «философская критика» — метаязык коннотации, работа со смыслами, коннотациями культуры, в том числе и смыслами самой философии; 3) «метафизика» — коннотация метаязыка, наделение существованием абстрактных категорий метаязыка, образование универсалий, создающих единство опыта и мировоззрения: «я», «сознание», «мир», «истина»; 4) «аксиология» — коннотация коннотации, переоценка ценностей. Коннотативные семиотики — «критика» и «аксиология» — порождают априоризм как рефлексию первичной коннотации с ее избытком означаемых, а метаязы-ковые — «анализ» и «метафизика» — онтологизм как рефлексию первичного метаязыка с его избытком означающих.

Примером «аксиологического архетипа» является ирония Сократа. В метаязыковых архетипах рефлексия имеет теоретический характер, они воплощают научную объективность и всеобщность, в них обосновывается общезначимость, точность и определенность языка философии, они создают основания для рационального мышления.

Философия трансцендирует все вторичные знаковые образования культуры. Семантика философии — трансцендентальная семантика. «Безусловное Другое трансценденции следовало бы представлять — если представление тут вообще возможно — не как беспредельное пространство за пределами земных границ, а как саму черту… впустившую в себя… ничто» [3, с. 145].

Что же касается третьего уровня рефлексивности, «рефлексии рефлексии рефлек-

сии», которой соответствует четвертый знаковый уровень моделирования, то она невозможна в качестве систематической практики. Человеческий интеллект не может выработать приемы удержания и понимания того, что такое «знание о знании собственного (не)знания», хотя понимать «знание о собственном незнании» вполне может [2, с. 6-7], именно поэтому философская рефлексия и является «предельной».

Структуры философской рефлексии исходно не предполагают оснований для самих себя, и поэтому могут выражать собой бытийные смыслы, хотя сами по себе не объективируются по подобию знаков или вещей. «Именно принятое на себя и проводимое нами соответствие, которое отвечает на зов Бытия сущего, и есть философия… Это со-ответ-ствие есть некая речь» [12, с. 157].

Феномен «странности» речи философа, рождающийся из его встречи с повседневным сознанием, устойчиво воспроизводящийся с момента возникновения философии и доныне, может быть проанализирован в качестве ключевого для понимания специфичности философской рефлексии [10, с. 8-9]. Но эта «странность» не эпатажная игра ума, а проявление усилия философии быть «строгим дискурсом», то есть типом рассуждения, который стремится к особого рода рефлексии над опытом, автономной и самоочевидной, объективной и рациональной [там же, с. 10-11].

Таким образом, если «классическая» рефлексия замкнута в сфере сознания, то «неклассическая», «конкретная» рефлексия должна развертываться в ситуации погруженности в культуру. Она не притязает на постижение абсолютных первоначал своего собственного движения, не ищет непосредственной очевидности, не требует беспредпосылочно-сти, целостность, самодостаточность и само-прозрачность «cogito» для нее недостижима. Условием возможности такого рода рефлексии как раз и выступает язык, который «должен проартикулировать ту нерефлективную почву, на которой вырастает любое движение рефлексии» [там же, с. 24] — язык как бессознательное в структурном психоанализе, язык как стихия обыденного сознания «пред-рас-судочности» у Г. Г адамера. Но чем более разнородные функции вменяются языку в подоб-

ных концепциях, тем сомнительнее тот факт, что он является действенной альтернативой самосознанию как классической инстанции обоснования знания.

Подлинной альтернативой сознанию и самосознанию, абстрактным трансцендентальным схемам мышления, мыслящего самого себя могла бы выступить конкретность действенно-практической жизни, включающей мышление и языковое сознание как аспекты своего функционирования.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Автономова, Н. С. Рефлексия в науке и философии / Н. С. Автономова // Проблемы рефлексии в научном познании : межвуз. сб. / отв. ред. В. Н. Борисов. — Куйбышев : Изд-во КГУ, 1983. — С. 19-25.

2. Анкин, Д. В. Пролегомены к семиотике философии / Д. В. Анкин. — Екатеринбург : Изд-во УрГУ 2003. — 294 с.

3. Бибихин, В. В. Язык философии / В. В. Биби-хин. — М. : Изд. группа «Прогресс», 1993. — 403 с.

4. Брутян, Г. А. Очерки по анализу философского знания / Г. А. Брутян. — Ереван : Изд-во «Айа-стан», 1979. — 288 с.

5. Гумбольдт, В. фон. Избранные труды по языкознанию / В. фон Гумбольдт ; пер. с нем., ред. и вступ. ст. Г В. Рамишвили. — М. : Прогресс, 1984. — 397, [2] с.

6. Диалектика рефлексивной деятельности и научное познание / отв. ред. Е. Я. Режабек. — Ростов н/Д : Изд-во Ростов. ун-та, 1983. — 240 с.

7. Мамардашвили, М. К. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке / М. К. Мамардашвили, А. М. Пятигорский ; под ред. Ю. П. Сенокосова. — М. : Языки русской культуры, 1997. — 224 с.

8. Павиленис, Р. И. Проблема смысла: современный логико-философский анализ языка / Р. И. Пави-ленис. — М. : Мысль, 1983. — 280 с.

9. Степанов, Ю. С. Язык и метод. К современной философии языка / Ю. С. Степанов. — М. : Языки русской культуры, 1998. — 779 с.

10. Тузова, Т. М. Специфика философской рефлексии / Т. М. Тузова / Ин-т философии Нац. АН Беларуси. — Минск : Право и экономика, 2001. — 262 с.

11. Хайдеггер, М. Время и бытие: статьи и выступления / М. Хайдеггер / сост., пер. с нем., вступ. ст., коммент. и указ. В. В. Бибихина. — М. : Республика, 1993. — 447 с.

12. Хайдеггер, М. Что это такое — философия? / М. Хайдеггер ; пер. Е. В. Ознобкиной // Путь в философию. Антология. — М. : ПЕР СЭ ; СПб. : Унив. кн., 2001. — С. 145-159.

LANGUAGE OF PHILOSOPHY AND PHILOSOPHIC REFLECTION

N.A. Kalashnikova

The article defines different levels of semiotic modeling corresponding to specific archetypes of philosophical discourse and knowledge systems. The author supposes that secondary sign systems (metalanguage and connotation) are not adequate for semiotic modeling of philosophy as it is based on complex sign systems exceeding not only single-level semiotics of object language, but also two-level semiotics of science (metalingual) and literature (connotative).

Key words: language of philosophy, philosophic reflection, philosophical discourse, metalanguage, philosophic categories, consciousness, culture.

cyberleninka.ru

РЕФЛЕКСИЯ — с русского на все языки

РЕФЛЕКСИЯ — (от лат. reflexio обращение назад) способность человеческого мышления к критическому самоанализу. Различают несколько видов Р. Элементарная Р. заключается в рассмотрении и анализе индивидом собственных знаний и поступков. Такой вид Р. присущ… … Философская энциклопедия

РЕФЛЕКСИЯ — (лат., от reflectere клонить назад). 1) отражение; отсвечивание, отсвет. 2) в философии: действие мыслящего разума и мысль, как следствие этого действия. 3) избыток рассудочности и самоанализа, о котором «Гамлет щигровского уезда» Тургенева… … Словарь иностранных слов русского языка

рефлексия — и, ж. РЕФЛЕКЦИЯ и, ж. reflexion, пол. reflexya &LT;лат. reflexio загибание, поворачивание. 1. устар. Мысль, размышление. Его Царское Величество свято засвидетельствовал, и обнадеживает чрез сие паки, что Оный ни на то, ни на другое &LT;претензии… … Исторический словарь галлицизмов русского языка

рефлексия — РЕФЛЕКСИЯ (от лат. reflexio обращение, отражение) понятие, которое применяется для обозначения актов самосознания, самопознания, самоанализа, самооценки того, что можно было бы назвать «мышлением о мышлении». Часто это понятие… … Энциклопедия эпистемологии и философии науки

РЕФЛЕКСИЯ — (от лат. reflexio – обращение назад, поворачивание). Размышление, самонаблюдение, желание понимать собственные чувства и поступки. Является важной профессионально значимой чертой личности преподавателя. В социальной психологии под Р. понимается… … Новый словарь методических терминов и понятий (теория и практика обучения языкам)

рефлексия — (от лат. reflexio обращение назад) процесс самопознания субъектом внутренних психических актов и состояний. Понятие Р. возникло в философии и означало процесс размышления индивида о происходящем в его собственном сознании. Р. Декарт отождествлял… … Большая психологическая энциклопедия

РЕФЛЕКСИЯ — тип философского мышления, направленный на осмысление и обоснование собственных предпосылок, требующий обращения сознания на себя. В философии Р. является фундаментальной основой как собственно философствования, так и обязательным условием… … История Философии: Энциклопедия

Рефлексия — (лат.reflexio бейнелеу) – өзінің алғышарттарының мәнін түсіну (осмысление) мен негіздеуге бағытталған, сананың өзіне қаратылуын талап ететін философиялық ойлаудың принципі, басқаша – ойлаудың толғануы (размышление) деп те айтуға болады.… … Философиялық терминдердің сөздігі

РЕФЛЕКСИЯ — принцип философского мышления, направленный на осмысление и обоснование собственных предпосылок, требующий обращения сознания на себя. В философии Р. является фундаментальной основой как собственно философствования, так и обязательным условием… … Новейший философский словарь

рефлексия — размышление, дума; самоанализ, самопознание, раздумье, самонаблюдение, медитация, помысел, мысль Словарь русских синонимов. рефлексия см. дума Словарь синонимов русского языка. Практический справочник. М.: Русский язык. З. Е. Александрова … Словарь синонимов

РЕФЛЕКСИЯ — РЕФЛЕКСИЯ, рефлексии, мн. нет, жен. (лат. reflexio отклонение; Размышление). 1. Отражение света на поверхности предмета (физ.). 2. Размышление, внутренняя сосредоточенность, склонность анализировать свои переживания (псих.). В характере… … Толковый словарь Ушакова

translate.academic.ru

РЕФЛЕКСИЯ — это… Что такое РЕФЛЕКСИЯ?

dic.academic.ru

Язык рекламных текстов как объект рефлексии творческой личности

Л. В. Балахонская

ЯЗЫК РЕКЛАМНЫХ ТЕКСТОВ КАК ОБЪЕКТ РЕФЛЕКСИИ ТВОРЧЕСКОЙ ЛИЧНОСТИ

Статья посвящена выявлению особенностей рефлексии творческой личности по поводу языка современной рекламы. Рефлексия, в которой вербализуется языковое сознание журналиста или писателя, отражает общественное языковое сознание. Автор показывает, что исследование критического осмысления языкового оформления рекламных текстов позволяет обнаружить «очаги напряжения» в рекламном дискурсе, внести определенный вклад в создание лингвоментального среза текущего периода, для которого, как никогда прежде, характерна «рекламная экспансия». В статье делается вывод о том, что языковая рефлексия определяет возможности формирования защитного механизма на пути бурного потока ненормативного употребления языковых единиц в рекламных текстах и эксплицирует основные тенденции развития языка вообще.

Ключевые слова: принцип отражения, рефлексия, лингворефлексия, рефлексив, мета-языковой комментарий, метаязыковая интерпретация, язык рекламы.

L. Balakhonskaya

THE LANGUAGE OF ADVERTISEMENT TEXTS AS A REFLECTION OBJECT OF A CREATIVE PERSONALITY

The features of reflection of the creative person on the language of modern advertizing. The reflection the verbalizes the consciousness of the journalist or the writer, reflects public language consciousness. It is argued that the investigation of critical judgments of language expression of advertising texts allows to find out «the tension points» in the advertizing discourse, to bring the certain contribution to the linguistic-mental dimension of the current period which is characterized by «advertizing expansion», more than ever before. A conclusion is made that language reflection identifies the possibilities for the development of protective mechanisms against the stream of the non-standard use of language units in advertising texts and expresses the basic tendencies of language development in general.

Keywords: reflection principle, reflection, the linguistic reflection, reflexive, meta-language commentary, meta-language interpretation, language of advertisement.

Реклама, являясь частью культуры современного общества, обладает мощной силой воздействия на сознание и поведение человека, поэтому все чаще становится объектом рефлексии. «Философский энциклопедический словарь» понятие рефлексии определяет как «принцип человеческого мышления, направляющий его на осмысление и осознание собственных форм и предпосылок; предметное рассмотрение самого знания, критический анализ его содержания и методов познания; деятельность самопознания, раскрывающая внутреннее строение и специфику духовного мира человека» [14, с. 579].

Понятие рефлексии следует соотнести с понятием философского принципа отражения. Под отражением в философии понимается свойство материи, состоящее в воспроизведении во внутреннем состоянии объекта качественно-количественных характеристик другого объекта, воздействующего на данный. Принцип отражения действует как в живой, так и в неживой природе. Высшей из известных науке форм отражения является человеческое сознание, познавательные аспекты функционирования которого базируются именно на принципе отражения. Сущность отражения в процессе познания состоит в том, что человек через свои органы чувств и мышление отражает явления и процессы внешнего мира, что проявляется в выработке знаний, содержание которых зависит от содержания самой действительности, а также в определенном изменении внутреннего состояния самого человека (его настроения, мировосприятия и т. д.).

Понятие «рефлексия» в философии конкретизирует понятие «отражение» применительно к процессу человеческого мышления, ориентированного на осмысление и осознание собственных форм и предпосылок. Предметным полем реализации рефлексии выступает критическое осмысление содержания и методов познавательной дея-

тельности, а также самопознание, направленное на изучение специфики духовного мира социального субъекта.

В современной философской литературе выделяют три основных вида рефлексии.

Первый вид — элементарная рефлексия, особенностью которой является ограничение рассмотрения лишь уровнем осмысления и оценки собственных знаний и поступков.

Второй вид — научная рефлексия, которая ориентируется на критическое исследование теоретического знания, осуществляемое на основе сознательного применения методологического инструментария той или иной науки.

Спецификой третьего вида — философской рефлексии — является осознание и осмысление предельных оснований бытия и мышления, всей системы человеческой культуры в целом [14, с. 579].

Особым видом рефлексии является языковая рефлексия, для которой также характерна представленность на уровнях трех указанных видов. Под языковой рефлексией обычно понимают «тип языкового поведения, предполагающий осмысленное использование языка, т. е. наблюдение, анализ его различных фактов, оценку их, соотношение своих оценок с другими, нормой, узусом…» [1, с. 212-213].

Результатом языковой рефлексии является рефлексив — относительно законченное метаязыковое высказывание, содержащее комментарий к употребленной языковой единице, чаще всего — к слову или к высказыванию, реже — к фонеме, морфеме, к словоформе или к целому тексту, представляющему собой совокупность высказываний, связанных между собой семантически и грамматически. «Корпус рефлексивов, помимо своих первичных коммуникативных функций (временная характеристика слов, оценка фактов речи, стилистическая критика «уместности — неуместности» и т. д.), выполняет еще одну

функцию, отражая эволюцию ценностной системы языковой личности, мировоззренческие установки в социально неоднородном обществе. Последнее позволяет говорить о вторичной функции рефлексивов — концептуальной, в частности, социальнооценочной. Социально-оценочные мета-языковые высказывания дают возможность охарактеризовать психологическое состояние общества на данный момент, его социокультурные настроения. Рефлексивы, в целом отражая сознание языковой личности, реализуют свой потенциал в тех активных зонах языкового сознания, которые так или иначе связаны с социально-психологической ориентацией человека в современном мире» [2, с. 6].

Языковая рефлексия помогает обнаружить «болевые точки» современных языковых процессов, в которых отражаются социально-экономические, культурные и политические изменения в жизни общества. Одной из «:болевых точек», на которые реагирует современная языковая личность, является языковое оформление рекламных текстов. Многочисленные эксперименты с языком, нарушения речевой нормы, стилистические несоответствия, наблюдаемые в рекламной коммуникации, обостряют языковую рефлексию носителя языка, прежде всего творческой личности, для которой характерно повышенное внимание к проблеме социокультурной идентичности. По мнению И. Б. Романенко, «идентичность предстает как внутренняя картина мира человека, включающая представление о его соотнесенности с социумом и окружающим миром (природой, культурой, историей, политикой, идеологией, религией и т. п.), и реализуется в разделяемых ценностях, взглядах, гражданской позиции, стереотипах поведения, образе жизни, языке и т. п. [11, с. 89]. «Осознание себя как некоей целостности с определенными чертами характера, своей отнесенности к определенным традициям, особенностям историче-

ского развития — есть одновременно и процесс, и результат самоопределения социального субъекта в направлении понимания своего отличия от других, дистанцирования себя.» [11, с. 86]. Реализация творческой личностью социокультурной идентичности в направлении от некоей целостности к дистанцированию нередко проявляется в виде рефлексии по поводу языка современной рекламы. Журналисты, писатели, ученые, получившие хорошее образование, обладающие тонким языковым чутьем, умеющие правильно и точно выражать свои мысли, не могут остаться равнодушными к фактам нарочитой речевой небрежности, алогичности, вульгарности некоторых текстов современной рекламы.

Исследование метаязыковых реакций творческой личности на рекламные тексты представляется весьма актуальным, поскольку поможет выявить «очаги напряжения» в рекламном дискурсе и внесет определенный вклад в создание лингвоментального среза текущего периода, для которого, как никогда прежде, характерен « рекламный бум». Языковая рефлексия, выступающая «как часть культурного и компонент национального самосознания» [2, с. 5], позволит определить социальные и ментальные ориентиры современного языкового общества.

В научной литературе существует узкое и широкое понимание термина языковая рефлексия. В узком смысле под языковой рефлексией понимают «авторефлексию», рефлексию говорящего, дающего оценку собственной речи. В более широком смысле это явление понимается как метаязыко-вая реакция на все, что имеет какое-либо отношение к языку и к его использованию [16, с. 108-109]. Метаязыковая реакция, исходящая не от субъекта (адресанта) речи, а от адресата, воспринимающего чужую речь и лингвистически оценивающего ее, представляется нам наиболее значимой,

поскольку выполняет функцию социального контроля, побуждая создателей рекламных текстов более критично относиться к своему «творчеству».

И. Т. Вепрева выделяет два типа языковых рефлексивов:

1. Метаязыковой комментарий, когда говорящий комментирует слово или его употребление в данном контексте, сообщая о нем какую-либо информацию. Метаязыковой комментарий «по своей природе эпистемичен, пополняет информационный фонд адресата».

2. Метаязыковая интерпретация, когда говорящий выражает к слову свое отношение. В этом типе рефлексивов субъект речи, «помимо эксплицитной языковой информации, поставляемой через текст, вербализует также интерпретирующее, или «глубинное», понимание лексической единицы, которое возможно при наложении языковой информации на другие типы информации — психологические, социальные, нормативные, морально-этические и т. п.» [2, с. 80-81].

Метаязыковые комментарии и метаязы-ковые интерпретации языка рекламы широко представлены в текстах современных средств массовой информации и художественных произведений. То, что вербализует языковое сознание журналиста или писателя, отражает общественное языковое сознание. Эксплицируя с помощью рефлек-сивов субъективное мнение по поводу того или иного рекламного текста, автор мета-языкового высказывания в то же время выражает и мнение широких слоев общества.

А. А. Залевская говорит о двух видах рефлексии: о «первичной рефлексии» при спонтанном осмыслении читаемого и о « вторичной рефлексии» при рассуждениях по поводу текста [6, с. 45]. К «первичным рефлексивам» можно отнести короткие реплики, попутные замечания, включенные в текст, имеющий иные целевые установки. Чаще всего такие рефлексии ограничены

оценочными определениями к рекламному тексту или к его элементу, реже — оформлены как вставные конструкции, также выражающие субъективную оценку. Например, Т. Толстая в рассказе «Белые стены», описывая ремонт старой дачи, когда под слоем старых обоев обнаружились дореволюционные газеты с рекламными объявлениями, сопровождает название рекламируемого крема «Усатин» авторской репликой, помещенной в скобки и выражающей ироническое отношение к придуманному названию: а как же! [12, с. 20].

Другой тип рефлексивов — «вторичные рефлексивы» — представлен отдельными метаязыковыми высказываниями или целыми текстовыми фрагментами, включающими ряд взаимосвязанных высказываний на данную тему. Рефлексивы обоих типов содержат оценочную реакцию на тот или иной элемент рекламного текста. Как показывают наблюдения, в писательских метаязыковых комментариях преобладает негативная оценка употребления языковых единиц в рекламе. Примеры мелиоративной оценки в нашей картотеке единичны, да и те не лишены иронии, например:

Вот табличка «Редакция газеты «Желтуха»» выглядит вполне пристойно. Сразу понятно, для кого и о чем пишут сотрудники заведения [3, с. 116];

Пивной бар с игривым названием «Соленый сухарик» притулился у входа в офисный комплекс [9, с. 18];

Шемякин хотел всего сразу — чаю, баранок, конфет «Мишка косолапый» белорусского производства под интригующим названием «Ведмедик клешчаногий…» [8, с. 6-7].

Чаще рекламный текст в новейшей литературе оценивается пейоративно, с помощью прилагательных глупый, странный, неясный, смешной и т. п. Например:

Его жалели, вздыхали, печалились, стремились угодить, и все это походило на глупую рекламу — «Наш начальник такой умница.» [13, с. 88].

Собранный нами материал показывает, что «вторичные рефлексивы» в художественных и публицистических произведениях представлены шире, чем «первичные». Прежде всего, это утверждение касается произведений постмодернистов, для творческого метода которых характерна отраженная в тексте филологическая рефлексия. Довольно пространные рассуждения по поводу языка современной рекламы, представляющие собой целые текстовые фрагменты, находим, например, у В. Пелевина и Т. Толстой. Для выражения мета-языковой оценки рекламы этими авторами активно используются такие приемы, как языковая игра, гипербола, ирония и даже сарказм. Цель развернутых лингворефлек-сий — привлечь внимание читателей к фактам необдуманного и ненормативного использования языковых единиц в рекламном тексте.

Метаязыковым комментариям и интерпретациям, по нашим наблюдениям, чаще всего подвергаются два важнейших элемента рекламного текста: рекламное имя (имя бренда) и слоган. Реже встречаются примеры языковой рефлексии по поводу других компонентов рекламного сообщения — справочно-информационного блока, визуального ряда, звукового сопровождения и т. п. В монографии И. В. Крюковой «Рекламное имя: от изобретения до преце-дентности» в одном из параграфов рассматриваются примеры лингворефлексии на появление новых рекламных названий. Автор отмечает, что в подобных рефлекси-вах «постоянно выдвигаются гипотезы относительно происхождения рекламных названий, мотивов именования и переименования, анализируются возможные ассоциации, устанавливается связь между именами и контекстами, в которых они употребляются» [7, с. 164]. Так, в газете «Metro» от 10 октября 2006 года была опубликована статья «В Питере будет нефтяная биржа», имеющая подзаголовок: «На ней станут

торговать сырьем по имени «РЕПКА». Из текста статьи становится понятно происхождение названия сырья: Российскую

нефтяную смесь, которой будут торговать на бирже, будут называть «РЕПКА» (от REBCO — Russian Export Blend Crude Oil). Далее в статье жирным шрифтом приведено метаязыковое высказывание В. Путина, который в то время был Президентом России: Даже придумали вполне благозвучное для русского уха название национальной смеси нефти — «РЕПКА». Это аббревиатура из нескольких слов, но звучит вполне приемлемо.

Пример развернутой языковой рефлексии по поводу придуманного рекламного имени представлен также в романе В. Пелевина «Числа», герой которого назвал созданный им банк «Санбанк»:

Под название подобралось и поле деятельности. Естественным образом им оказались проекты, связанные с санитарией и городской канализацией. Над Степой посмеивались друзья и знакомые из банков, названия которых напоминали об оазисах в знойных пустынях или тропических орхидеях, питающихся жуками и мухами. Но Степа не обижался — от романтических имен, которыми его однокурсники награждали свои детища, за версту тянуло статьей и пулей. Было ясно, что долго они существовать не будут. А вот «Санбанк» был настолько унылым и никому не нужным — а значит, никому и не мешающим, — что это название («несколько пованивающее имя», как выразился один эстетствующий таблоид) оказалось отличным камуфляжем. Многие сразу оценили, насколько спокойнее проводить серьезные операции через контору, которая ассоциируется с санитарным делом, чем иметь дело с каким-нибудь «Гламур-банком» или «Бони-банком». Меньше гламура, зато меньше головной боли.

В этом текстовом фрагменте писатель фокусирует внимание читателя на внутренней форме придуманного названия, его мотивировке словом санитария. Затем переходит к выявлению ассоциаций, которые

возникают в сознании носителя языка на название «Санбанк», — несколько пованивающее имя (в основе ассоциаций — слова санитария и городская канализация). Унылое имя «Санбанк» вступает в оппозицию с романтическими, «гламурными» именами — «Гламур-банк», «Бони-банк». Ничем не примечательное имя банка демонстрировало скромность намерений его владельца и не вызывало у конкурентов опасений. Однако после того как бизнес стал расти и развиваться, название банка было переведено на английский как «Sun Bank», и сразу возникли совершенно другие ассоциации — с солнцем, светом, теплом. Смена ассоциативного ряда привела к повышению рейтинга банка:

Степино детище стало восприниматься как ответвление сразу всех западных корпораций, в название которых входит слово Sun [10, с. 25-27].

Таким образом, языковая рефлексия в этом романе отражает стратегию и тактику процесса изобретения рекламного имени, его постепенную узуализацию в системе языка.

В другом текстовом фрагменте этого же романа В. Пелевин приводит пример линг-ворефлексии своего героя на слишком красивые, изящные названия салонов интимных услуг:

Меня вообще ломают такие названия, дядя Борь. Что это такое: вилла «Лук Эрота», павильон «Раковина Венеры», пансион «Тс-с-с». Мне как потребителю не нравятся. Вводят в заблуждение [10, с. 58-59].

Объектом метаязыковой реакции становится ранее табуированная тема и ее языковое воплощение. В результате эвфемистической замены стилистически сниженного слова бордель более высокими, поэтически звучащими словосочетаниями «Лук Эрота», «Раковина Венеры» возникает стилистическое напряжение. Герой Пелевина

по имени Степа размышляет об уместности — неуместности использования высокой, книжной лексики для обозначения явлений, негативно оцениваемых в обществе. По его мнению, безнравственные поступки («низкое содержание») не должны прикрываться красивыми словами («высокой формой»). На замечание собеседника о чистоте языка Степа в ответной реплике использует обсценную (вульгарно-бранную) лексику, чтобы подчеркнуть невозможность соблюдения речевого этикета, если приходится говорить о таких «низких» предметах, то есть «выбор сниженной лексической единицы получает эксплицированную автором текстовую интерпретацию» [15, с. 18].

Языковую рефлексию творческой личности может вызвать несоответствие рекламного имени профилю называемой фирмы. Например, Т. Толстая в сборнике «День» пишет:

От людей я слыхала, что в магазине «Русский лен» продают русский лен — решение нетривиальное, надо сказать: ведь название в наши дни совершенно ни о чем не говорит. Так, скажем, в моем районе есть магазин «Кураре», торгующий не стрихнином или ипритом, но вполне доброкачественными и недорогими продуктами; магазин «Партия», где никогда не встретишь дедушку Зю с красными флагами, а также «Лавка жизни», где можно приобрести ошейники для собак и искусственных мышей для котов (вот так и всегда: собаке — кнут, коту — пряники) [12, с. 170].

Такое же ироническое отношение к некоторым рекламным названиям свойственно и другим современным авторам:

. Оптовый склад кондитерских изделий «Анчар». Классное название для точки, торгующей продуктами, если учесть, что анчар — весьма ядовитое растение. Впрочем, другие наименования тоже впечатляли. Ну за какие грехи на ларек с нитками навесили вывеску «Пандора»? Дама с таким именем принесла людям одни страдания. Впрочем, если хотели обязательно обратиться к классическим ми-

фам, остановились бы лучше на Ариадне. Та хоть имела при себе клубок. А вот и компьютерная фирма «Кора». Вообще, следует знать, что это второе имя Персефоны, которой, увы, пришлось коротать свои дни на троне в царстве мертвых. Совсем неплохо в компанию идиотизмов вписывались магазин велосипедов «Кентавр» и бакалейная лавка «Макбет». И уж совсем непонятно, что имел в виду владелец аптечного киоска, назвав его «Русская рулетка» [3, с. 115-116].

Во многих случаях метаязыковые комментарии или интерпретации в современной художественной и публицистической литературе обусловлены неоправданным использованием иноязычных слов в рекламе. Например, эссе Т. Толстой «Туда-сюда-обратно. Сердца горестные заметы-3» отражает лингворефлексию автора по поводу представленных на некоей выставке премиксов, макро- и микронутриентов:

…Я извлекаю из заплесневелых чуланов памяти кое-какие свалявшиеся знания. Я возвращаю этим «премиксам» ихний родимый алфавит, — в стеклярусе латинских буковок они смотрятся как-то строже. Кроме того, видно, где у слова талия, в смысле перемычка. «Пре» приобретает достойный вид приставки, а «микс» — корня. Таким образом, «премиксы» — это не какие-нибудь «премированные комиксы», а попросту «готовые смеси». Так знаю я эти готовые смеси, чего на них смотреть! <…> Что же касается «микронутриен-тов», то, пользуясь тем же методом обратного перевода в англолатынь, можно вычислить, что это — «микропитательные вещества». <…> «Макронутриенты» же представляются внутреннему взору исключительно в виде бараньей ноги, обложенной запеченной картошкой [12, с. 361-362].

Писательница высмеивает приверженность наших соотечественников всему западному, иностранному, в том числе и заимствованным названиям, которые представляются им более содержательными и престижными по сравнению с русскими аналогами:

На РТР есть какой-то «Подиум д’арт» (языковую принадлежность определить не берусь), а там, где, казалось бы, уж никак не выпендришься по-западному, — поднатужились и выпендрились: «Серый Волк энд Красная Шапочка». Для кого этот «энд» воткнут? Кто это у нас так разговаривает? Можно подумать, что Международный Валютный Фонд растрогается, услышав знакомые звуки, и подсыплет ва-лютцы. Так ведь не подсыплет. Друзья мои! Прекрасен наш соединительный союз «и». Возьмем его с собой в третье тысячелетие [12, с. 357].

Языковую рефлексию журналиста или писателя может вызвать фонетический облик элементов рекламного текста, чаще всего плохое звучание рекламного имени или неблагоприятные звуковые ассоциации, которые оно провоцирует в сознании языковой личности. Например, Т. Толстая обращает внимание на неблагозвучность для русской аудитории названия журнала «Men’s Health»:

Вот радость-то какая, светлый праздничек: вышел первый номер журнала Men’s Health. Название на русский не переведено, и напрасно: артикуляция глухого межзубного спиранта, как правило, плохо дается именно тем славянам, на чье просвещенное внимание издание рассчитано. Но это не проявление нашего низкопоклонства, как можно подумать, а решение американских издателей: хотят сохранить свою марку в любой стране. Дело хозяйское, но, даже и не будучи астрологом, каждый может привести примеры того, как непродуманно выбранное имя влияет на судьбу новорожденного. Красивое имя — высокая честь; название Men’s Health представляется мне неблагозвучным для русского уха, а потому буду называть журнал «Мужское здоровье» или «Здоровье мужчин» [12, с. 133].

В других случаях Т. Толстая приводит примеры неудачного звучания некоторых иностранных названий, вызывающих ассоциации с негативно оцениваемыми явлениями:

«Блеф-клуб» проживает на канале «Культура» (клянусь!). Глухота «культурщиков» поразительна: не слышат они, что ли, как клубится блевота в этом страшном звукосочетании, — тихое утро, 8 ноября, робкий революционный снежок припорошил мостовую, дядю Петю шумно выворотило на притихшие стогны града вчерашней селедочкой под шубой, морковными звездочками винегрета, клюковкой домашнего квашения. [12, с. 357].

В своем эссе «Что в имени тебе моем» писательница делает вывод:

Не всякое самоназвание благозвучно для слуха иных народов, и глупо настаивать на его адекватном воспроизведении. Кого влечет название крема для лица «Калодерма»? А ведь звуки божественной эллинской речи. Любителям прекрасного на заметку: в Америке есть средство от насморка «Дристан». Позаимствуем? [12, с. 35].

Метаязыковые высказывания по поводу неблагозвучных рекламных имен встречаются и в журналистских текстах. Так, автор статьи, опубликованной в газете «Комсомольская правда» от 29 марта — 5 апреля 2007 года, иронизирует:

Какое филологическое удовольствие доставляет звучание иных зарубежных брендов! Посмакуйте, например, слово РЕКЭЮАО (бренд производителей куриного мяса из Бразилии). Чувствуете в нем напор, рвущуюся на свободу силу и специфический аромат? А как мило звучит марка итальянской посуды Ре^ш («ре^ш» — твои маленькие помощники на кухне)! А как мы обойдемся без знаменитых марок БЬЕБША (детское питание из Франции), РиКАЬА (чай из Финляндии), БЕИЖО (газированные напитки немецкой фирмы БоЫег)? Они уже так давно на нашем рынке, что стали классикой данного жанра.

Метаязыковая реакция может быть спровоцирована негативными ассоциациями в сознании носителей языка на то или иное название. Так, в газете «Комсомольская правда» от 11-18 января 2007 г. читаем: «Вот, например, подарок эконом-класса

для сладкоежек: шоколадный батончик

«DUPLO». Дупла, как мы знаем из краткого курса стоматологии, нередко образуются в зубах у тех, кто злоупотребляет сладким. Так что для многих мальчиков и девочек такой подарок будет еще и поучительным».

Творческая личность может отреагировать на нарушение норм лексической сочетаемости слов в рекламе, как, например, в следующем текстовом фрагменте:

Меня удивляет слоган: «В эфире Русское радио», мы делаем новости». Ну, согласитесь, сотрудники этой компании не взрывают дома, не устраивают встречи глав правительств, не ставят спектакли, они всего лишь рассказывают слушателям о произошедших событиях. На мой взгляд, следует слегка исправить заставку, например, так: «В эфире Русское радио», мы первыми сообщаем вам новости [4, с. 23].

Языковую рефлексию нередко вызывает нарушение грамматической структуры высказывания в составе рекламного текста, ее «нерусскость»:

Рекламные персонажи заговорили, как эвенки: «Этот продукт мне вкусен». — «Определенно» [12, с. 366].

Авторов привлекают также примеры неудачного словотворчества в рекламе. Например, Т. Толстая иронизирует по поводу появления в рекламной коммуникации новых односложных наименований, звучащих совершенно не по-русски. Ее возмущает также склонность рекламистов к усечению слов и добавлению элемента «плюс» в конце рекламных названий:

Круто, например, выражаться односложными словами, широким уполовником зачерпнутыми из сокровищницы английского языка или наскребанными по международным сусекам: «Дог-шоу», «Блеф-клуб», — а также украшать эти кубики туманным словом «плюс», непременно поставленным в конце. (Как раз в момент написания этих строк автор сидит и с отвращением смотрит на круглую

картонную коробку, на которой американец написал так: «Parm Plus! New Improved Taste», а хотел он выразить следующую мысль: «в этой коробке находится сыр пармезан, который, благодаря вкусовым добавкам, значительно лучше пармезана, который производят неназванные злобные соперники»). Операция по усекновению здоровой части слова «пармезан» и наращиванию на обрубок многозначительно-пустого «плюс» сопоставима с операцией по замене природной ноги деревянным протезом. На липовой ноге, на березовой клюке ходить, наверно, интереснее: и стучит громче, и прослужит дольше). Какая-то неодолимая сила заставляет наших журналистов (особенно молодых и телерадиовещательных) оттяпывать гроздья отечественных суффиксов — и в таз [12, с. 356].

В романе В. Пелевина «Числа» главный герой обратил внимание на название ГКЧП, образованное способом аббревиации:

Чай приносили из расположенной на территории парка Горького конторы со странным названием ГКЧП. Этими буквами, стилизованными под китайские иероглифы, был украшен каждый пакетик с «Железной Гуанинь» или «Большим Красным Халатом», его любимыми сортами. Пакетики украшал золотой иероглиф «Путь», и рядом с ним грозный четы-рехбуквенник воспринимался как конкретизация философского понятия. Когда Степа спросил, что все это значит, ему объяснили, что сокращение расшифровывается как «Городской клуб чайных перемен». Название было интригующим и подвигало на дальнейшие расспросы [10, с. 91].

Сокращенное название «Городского клуба чайных перемен» выглядело в глазах пелевинского героя интригующе в результате омонимии с аббревиатурой ГКЧП, появившейся в русском языке после известных событий августа 1991 года.

Иронические метаязыковые высказывания могут быть вызваны несоответствием между простым в использовании товаром и сложным языком инструкций к нему или ценников с описанием этого товара. Писатели обращают внимание на искусственно

созданную лингвистическую усложненность подобных рекламных текстов, очевидно, призванных выполнять манипуля-тивную функцию. В таких рекламах наблюдается стремление выдать простой и привычный товар за технически сложную новинку, оснащенную некими дополнительными функциями:

Нет, все-таки у людей начисто отсутствует здравый смысл. Вчера заглянула на рынок и, идя по ряду, где продается сантехника, увидела ценник: «Унитаз сидячий на одну персону». Был порыв подойти к продавцу и спросить: «Парень, а мне нужен стоячий, для двоих, где купить?» Но я подавила идиотское желание и отправилась за мясом [5, с. 7-8].

Лингворефлексия творческой личности может быть спровоцирована однотипностью рекламных стратегий, разработанных для разных товарных категорий, например:

И вообще у рекламщиков мало фантазии: взять хотя бы компанию «Кока-Кола», вечно предлагают одно и то же: откройте пробку и загляните в нее с «изнанки», а уж там автомобили, поездки за рубеж, магнитофоны, самокаты. Впрочем, и другие производители делают то же самое <…> Нет бы создать что-нибудь новенькое, оригинальное. Вот мне вчера пришла в голову дельная мысль, я придумала неожиданный поворот в рекламной кампании. Как вам понравится такая идея: «Покупайте кока-колу, под каждой двадцатой пробкой водка». Гарантирую, что через день в Москве возникнет дефицит прохладительных напитков [5, с. 7-8].

Однообразие рекламных акций, безграмотный характер некоторых рекламных объявлений, отсутствие в них здравого смысла вызывают иронию и даже сарказм у писателей, чутко реагирующих на подобные несуразности:

«У нас акция, — перебил меня мальчик, — два телика по цене одного, грех не воспользоваться, буквально даром получите шикарную вещь». Поняв, что продавец не утихнет.

я перестал вклиниваться в плавную речь вчерашнего школьника, считающего себя огромным знатоком телеаппаратуры. «Два телика по цене одного»! Мило, конечно, а если мне попросту некуда поставить второй ящик? Ну не нужен он мне, что тогда? Уж если хочешь сделать покупателю подарок, то поступи по-другому, пусть люди, оплатившие коробку с голубым экраном, получат возможность взять даром любой предмет из ассортимента торговой точки в размере стоимости приобретенного телевизора. А то два одинаковых агрегата.

Впрочем, недавно я услышал по радио восхитительную рекламу, вы можете мне не верить, но она звучала примерно так: «Цепь стоматологических клиник, удаляем два зуба по цене одного». Лично мне совершенно не хочется посещать даже одну клинику из этой «цепи», потому что разбушевавшееся воображение рисует пугающую картину. Вот хирург, щелкая щипцами, приближается к креслу. «Доктор, — в ужасе кричите вы, — отпустите, умоляю. Вы уже удалили один резец, я лучше пойду домой!» — «Ну уж нет, — с кровожадной улыбкой сообщает стоматолог, — у нас замечательная акция, платите в кассу за один клык, а мы выламываем два». Право, не знаю, так ли обстоит

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Васильев А. Д. Слово в российском телеэфире: Очерки новейшего словоупотребления. М.: Флинта; Наука, 2003.

2. Вепрева И. Т. Языковая рефлексия в постсоветскую эпоху. Екатеринбург: Изд-во Уральского гос. ун-та, 2002.

3. Донцова Д. Вынос дела. М.: Эксмо, 2001.

4. Донцова Д. Рыбка по имени Зайка. М.: Эксмо, 2004.

5. Донцова Д. Урожай ядовитых ягодок. М.: Эксмо-пресс, 2002.

6. Залевская А. А. Некоторые вопросы теории текста и его понимания // ТЕКСТ versus ДИСКУРС: Проблемы понимания и интерпретации. М.; Тверь: Ин-т языкозн. РАН; Тверской ин-т экономики и менеджмента, 2001. С.36-46.

7. Крюкова И. В. Рекламное имя: от изобретения до прецедентности. Волгоград: Перемена, 2004.

8. Куликова Г. Витязь в овечьей шкуре. М.: Эксмо, 2003.

9. Куликова Г. Леди из нержавейки. М.: Эксмо, 2004.

10.Пелевин В. Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда. М.: Эксмо, 2003.

11.Романенко И. Б. Социокультурная идентичность: альтернатива мультикультурализма и поли-культурализма // Философско-культурологические проблемы идентичности в контексте современности: Материалы Международной конференции «Культурная идентификация молодежи в условиях глобализации». СПб.: Изд-во Политехн. ун-та, 2010. С. 86-92.

12. Толстая Т. День. Личное. М.: Подкова, 2001.

13. Устинова Т. Близкие люди. М.: Эксмо, 2005.

14. Философский энциклопедический словарь / Л. Ф. Ильичев, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалев, В. Г. Панов. М.: Советская энциклопедия, 1983.

дело в действительности. Может, реклама составлена коряво? Я бы просто предупредил людей: «Дорогие, приходите в нашу лечебницу. Если Вам надо удалить никуда не годные зубы, в сентябре месяце эта нехитрая операция обойдется нашим клиентам в половину своей обычной цены». Длинно, зато звучит не пугающе [4, с. 186-187].

В заключение следует отметить, что размышления журналистов и писателей над языком рекламы формируют некий защитный механизм на пути бурного потока ненормативного употребления языковых единиц в рекламных текстах и эксплицируют основные тенденции развития языка вообще. Рефлексия творческой личности выступает в познавательном процессе, направленном на осмысление взаимосвязи содержания и формы рекламы и ее оценку, не только в виде критического, но и важного эвристического принципа, раскрывающего социокультурные особенности национального самосознания в определенный период истории.

15. Черняк В. Д. Современная речь как объект языковой рефлексии в новейшей литературе // Слово. Словарь. Словесность: Экология языка (к 250-летию со дня рождения А. С. Шишкова). СПб.: Сага, 2005. С.17-19.

16.Шмелева Т. В. Языковая рефлексия // Теоретические и прикладные аспекты речевого общения: Вестник Российской риторической ассоциации. Вып. 1 (8). Красноярск; Ачинск: Изд-во КГУ, 1999. С. 108-110.

REFERENCES

1. Vasil’evA. D. Slovo v rossijskom telejefire: Ocherki novejshego slovoupotreblenija. M.: Flinta; Nauka, 2003.

2. VeprevaI. T. Jazykovaja refleksija v postsovetskuju epohu. Ekaterinburg: Izd-vo Ural’skogo gos. un-ta, 2002.

3. Doncova D. Vynos dela. M.: Eksmo, 2001.

4. Doncova D. Rybka po imeni Zajka. M.: Eksmo, 2004.

5. DoncovaD. Urozhaj jadovityh jagodok. M.: Eksmo-press, 2002.

6. Zalevskaja A. A. Nekotorye voprosy teorii teksta i ego ponimanija // TEKST versus DISKURS: Problemy ponimanija i interpretacii. M.; Tver’: In-t jazykozn. RAN; Tverskoj in-t ekonomiki i menedzhmenta, 2001. S. 36-46.

7. KrjukovaI. V. Reklamnoe imja: ot izobretenija do precedentnosti. Volgograd: Peremena, 2004.

8. Kulikova G. Vitjaz’ v ovech’ej shkure. M.: Eksmo, 2003.

9. Kulikova G. Ledi iz nerzhavejki. M.: Eksmo, 2004.

10. Pelevin V. Dialektika Perehodnogo Perioda iz Niotkuda v Nikuda. M.: Eksmo, 2003.

11. Romanenko I. B. Sociokul’turnaja identichnost’: al’ternativa mul’tikul’turalizma i polikul’turalizma // Fi-losofsko-kul’turologicheskie problemy identichnosti v kontekste sovremennosti: Materialy Mezhdunarodnoj konfe-rencii «Kul’turnaja identifikacija molodezhi v uslovijah globalizacii». SPb.: Izd-vo Politehn. un-ta, 2010. S. 86-92.

12. Tolstaja T. Den’: Lichnoe. M.: Podkova, 2001.

13. Ustinova T. Blizkie ljudi. M.: Eksmo, 2005.

14. Filosofskij enciklopedicheskij slovar’ / L. F. Il’ichev, P. N. Fedoseev, S. M. Kovalev, V. G. Panov. M.: Sovetskaja jenciklopedija, 1983.

15. Chernjak V. D. Sovremennaja rech’ kak objekt jazykovoj refleksii v novejshej literature // Slovo. Slovar’. Slovesnost’: Ekologija jazyka (k 250-letiju so dnja rozhdenija A. S. Shishkova). SPb.: Saga, 2005. S. 17-19.

16. Shmeleva T. V. Jazykovaja refleksija // Teoreticheskie i prikladnye aspekty rechevogo obschenija: Vest-nik Rossijskoj ritoricheskoj associacii. Vyp. 1 (8). Krasnojarsk; Achinsk: Izd-vo KGU, 1999. S. 108-110.

psibook.com