Из цикла «Исследования»

8 января 1815 года состоялась единственная встреча двух гениальных русских поэтов – Державина, которому в ту пору шёл 72-ой год, и Пушкина, отрока, которому было 15,5 лет. Лицеисты готовились к переводному экзамену из младших классов в старшие. Ещё по осени Галич, учитель словесности, когда стало известно о том, что на экзамене будет присутствовать сам Державин, подал Пушкину идею написать стихотворение, достойное подобного события. К тому времени стихи юного Пушкина уже регулярно публиковались и были весьма популярны в лицеистской среде. Стихотворение было написано. Называлось оно «Воспоминания в Царском Селе». Кстати, в 1829 году поэт написал ещё одно стихотворение с таким же названием, но иным текстом.

Однако, вернёмся к январскому дню 1815 года. Вот как об этом вспоминает сам Александр Сергеевич: «Державина видел я только однажды в жизни, но никогда того не забуду. Это было в 1815 году, на публичном экзамене в Лицее. Как узнали мы, что Державин будет к нам, все мы взволновались. Дельвиг вышел на лестницу, чтоб дождаться его и поцеловать ему руку, руку, написавшую «Водопад». Державин приехал. Он вошел в сени, и Дельвиг услышал, как он спросил у швейцара: «Где, братец, здесь нужник?» Этот прозаический вопрос разочаровал Дельвига, который отменил своё намерение и возвратился в залу. Дельвиг это рассказывал мне с удивительным простодушием и весёлостию. Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвислы; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостию необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои «Воспоминания в Царском Селе», стоя в двух шагах от Державина. Я не в силах описать состояния души моей: когда дошёл я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом … Не помню, как я кончил своё чтение, не помню, когда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел обнять… Меня искали, но не нашли…»

В «Отечественных записках» 1841 года сообщается: «На последовавшем за экзаменом парадном обеде Разумовский (министр просвещения), довольный впечатлением, произведённым на гостей молодым поэтом, сказал отцу Пушкина: «Я бы желал, однако же, образовать сына вашего в прозе…» На что Державин ответил: «Оставьте его поэтом».

Таким образом, понятно, что Гавриил Романович воспринял молодого Пушкина, как поэта, имеющего большое будущее. А каким было истинное отношение юного Александра к Державину, который был старше его почти на 60 лет? Вот только что прочитанные пушкинские строки: «…когда дошёл я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отроческий зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом…» Прочитаем этот отрывок пушкинского стихотворения, созданного до встречи с Державиным:

О громкий век военных споров,

Свидетель славы россиян!

Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,

Потомки грозные славян,

Перуном Зевсовым победу похищали;

Их смелым подвигам страшась дивился мир;

Державин и Петров героям песнь бряцали

Струнами громозвучных лир.

(Воспоминания в Царском Селе, 1814)

Что-то я в упор не вижу здесь никакого особого восторга перед Державиным. Вот, ей-богу, не вижу. Державин упоминается в ряду с Петровым. То есть, не как выдающийся поэт, а как один из перечисляемых поэтов: «Иванов, Петров, Сидоров…» Кстати, кто такой этот Петров, упоминаемый вслед за великим Державиным, все ли сейчас знают? Почти никто. При жизни Петрова критиковали Сумароков, Новиков, Майков и другие поэты, однако, благодаря поддержке императрицы он обладал определённой известностью, хотя ещё при жизни считался старомодным. Виссарион Белинский так отзывается о Петрове в первой статье из цикла «Сочинения Пушкина»: «Трудно вообразить себе что-нибудь жёстче, грубее и напыщеннее дебелой лиры этого семинарского певца. Грубость вкуса и площадность выражений составляют характер даже нежных его стихотворений…». После смерти его оды сильным мира сего издавались в 1809-м и в 1811-м годах. И более вплоть до 2016 года не издавались. Наверное, потому, что никому не были интересны. Сочинял он исключительно оды и восхваления. И был за это многократно обласкан, получал хорошие должности и приличное жалованье.

И Державин у Пушкина стоит в одном ряду именно с ним! Мне не кажется, что со стороны юного Пушкина этим выражено хоть какое-то почтение к известному заслуженному поэту. Скорее, наоборот. Впрочем, понять автора «Воспоминания о Царском Селе» 1814 года можно. Державин – начальство, он был губернатором двух губерний, затем – министром юстиции, он едет в Лицей, как начальник, как проверяющий. Пушкину поставлена задача ублажить проверяющего. Он своим стихотворением пытается эту задачу как-то решить, но сознательно избегает возможности выделить Державина из ряда меркантильных одописцев.

Тогда становится понятным волнение Пушкина: «голос звенел», а «сердце билось с упоительным восторгом» оттого, что его слушатель мог догадаться об истинном отношении юноши к придворным одописцам. И то, что отрок Пушкин убежал прочь после прочтения своего стихотворения, да так, что его искали, да не нашли, объясняется гораздо более естественными причинами: он считал, что его накажут за такую дерзость! А вовсе не из-за выдуманного гораздо позже якобы волнения перед величием Державина.

Но истинно великий поэт истинно великодушен и справедлив! Державин не обиделся. Наоборот, талантливые стихи, скорее всего, действительно пришлись ему по душе. Почему я пишу «скорее всего»? Потому что мы имеем об этом свидетельства только заинтересованных сторон – отца Пушкина и его самого, как автора. Всё же попытаемся довериться их искренности. Через год Державина не стало. Каких-либо письменных упоминаний о Пушкине он нам, увы, не оставил.

А что же Пушкин? Когда пришло к нему прозрение по поводу Державина? Через год, в 1816-м, в послании «К Жуковскому» Александр Сергеевич пишет:

…И славный старец наш, царей певец избранный,

Крылатым Гением и Грацией венчанный,

В слезах обнял меня дрожащею рукой

И счастье мне предрёк, незнаемое мной.

Но здесь уже явное лукавство: по его же воспоминаниям никакой «старец» Державин не мог обнять Пушкина «дрожащею рукой» и что-то предречь, потому что Пушкин убежал! Прочитал стихи и убежал. И никто его вообще найти не мог! Не то, что обнять! Кто свидетельствует? Сам Пушкин и свидетельствует.

Прошло ещё девять лет. Наступил 1825-й. «По твоём отъезде перечёл я Державина всего, и вот моё окончательное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он и ниже Ломоносова). Он не имел понятия ни о слоге, ни о гармонии – ни даже о правилах стихосложения. Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает оды, но не может выдержать и строфы (исключая чего, знаешь). Что ж в нём: мысли, картины и движения истинно поэтические; читая его, кажется, читаешь дурной, вольный перевод с какого-то чудесного подлинника. Ей-богу, его гений думал по-татарски – а русской грамоты не знал за недосугом. Державин, со временем переведённый, изумит Европу, а мы из гордости народной не скажем всего, что мы знаем об нём (не говоря уж о его министерстве). У Державина должно сохранить будет од восемь да несколько отрывков, а прочее сжечь. Гений его можно сравнить с гением Суворова – жаль, что наш поэт слишком часто кричал петухом…» (из письма А. Дельвигу, июнь 1825).

«Кумир Державина 1/4 золотой, 3/4 свинцовый доныне еще не оценен. Ода к Фелице стоит на ряду с «Вельможей», ода «Бог» с одой «На смерть Мещерского», ода к Зубову недавно открыта. <…> Отчего у нас нет гениев и мало талантов? Во-первых, у нас Державин и Крылов, во-вторых, где же бывает много талантов» (из письма А. Бестужеву, конец мая – начало июня 1825 года).

Однако, то ли время, то ли известные события, последовавшие за декабрём 1825 года, то ли всё это вместе, но отношение Пушкина начало реально меняться. Пушкин начал работу над восьмой главой «Евгения Онегина» 24 декабря 1829 года и закончил ее 25 сентября 1830 года. в Болдине. И вот мы читаем во второй строфе восьмой главы:

И свет её с улыбкой встретил;
Успех нас первый окрылил;
Старик Державин  нас заметил,
И в гроб сходя, благословил.

Там же, в Болдине, осенью поэт пишет: «Наша словесность с гордостью может поставить перед Европой «Историю» Карамзина, несколько од Державина, басен Крылова, пеан 12 года и несколько цветов северной элегической поэзии. ..» Обратите внимание, как изменился тон Пушкина по отношению к Державину! Он уже искренне гордиться им, уже перед Европой за Державина не стыдно, а даже совсем наоборот!

Вот ещё два примера кардинального изменения отношения Пушкина к Державину, о которых пишет в своей статье «Пушкин и Державин» М.К. Макогоненко:

«В последующие годы Пушкин будет с особой настойчивостью мотивировать свою творческую практику опытом своих предшественников, и Державина прежде всего. Одним из методов проявления этого замысла станет эпиграф. Важнейшее стихотворение «Осень» открывалось эпиграфом из «Жизни Званской».

Другой метод – прямая ссылка в художественном произведении на опыт Державина. Так сделал Пушкин в «Езерском»:

Допросом Музу беспокоя, 
С усмешкой скажет критик мой: 
«Куда завидного героя 
Избрали вы! Кто ваш герой?» 
– А что? Коллежский регистратор. 
Какой вы строгий литератор! 
Его пою – зачем же нет? 
Он мой приятель и сосед. 
Державин двух своих соседов 
И смерть Мещерского воспел; 
Певец Фелицы быть умел 
Певцом их свадеб, их обедов, 
И похорон, сменивших пир.

Но это не только ссылка на авторитет Державина – здесь Пушкин отчетливо формулирует свое понимание природы художественного новаторства Державина: он открыл поэзию жизни действительной, стал изображать обыкновенное.

Величайшей заслугой Пушкина Гоголь считал высокое мастерство в изображении обыкновенного, подлинной жизни в ее истине. Причем подчеркивал: «…чем предмет обыкновеннее, тем выше нужно быть поэту, чтобы извлечь из него необыкновенное, и чтобы это необыкновенное было, между прочим, совершенная истина».

Чтобы читателю стала понятней суть приводимого примера, обращаю читательское внимание на начало державинской «Жизни званской»:

Блажен, кто менее зависит от людей,
Свободен от долгов и от хлопот приказных,
Не ищет при дворе ни злата, ни честей
И чужд сует разнообразных!

Та же мысль подспудно сквозит и в стихотворении Александра Сергеевича, только Гавриил Романович написал об этом по-своему и гораздо раньше.

Между прочим, «старик Державин» заочно оказал Пушкину немалую услугу в период с января 1833 по декабрь 1834 годов, когда Пушкин работал над «Историей Пугачёвского бунта» и «Капитанской дочкой». Для соответствия истинной картине событий он опирался в значительной степени на материалы Державина, поскольку тот родился и вырос в тех же местах, и потому его записи и воспоминания отличались изрядной географической точностью.

Кстати повзрослевший Пушкин переменил и своё отношение к творчеству Василия Петрова – на более критическое.

Так кем же стал воспринимать Пушкин Державина в 1830-е годы? Обратим наше внимание на характеристику, данную Пушкиным глаголами «заметил» и «благословил». Благословить может отец, но к отцу неприемлем глагол «заметил», отец сына видит всегда, заметить можно стороннего человека. Кто может заметить и благословить? В другом месте пусть и со скрытой иронией, но Пушкин называет Державина «старцем». Кто такие старцы на Руси?

Обратимся к словарю. «Старчество в православии – вид иноческой активности, связанный с духовным руководительством. Как отмечал епископ Савва: «Само понятие „старец“ не привязано к какому-либо сану – ни к священническому, ни к архиерейскому. Понятие „старец“ в общем смысле слова означает – человек, умудрённый духовным опытом».

Итак, Державин по Пушкину – «человек, умудрённый духовным опытом»? Согласен, но всё же мне кажется точнее самого Гавриила Романовича о нём так никто и не сказал.

Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества,
Я средоточие живущих,
Черта начальна Божества.
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю;
Я царь, – я раб, – я червь, – я бог!..

Помните эти строки?

Эльдар Ахадов

Иллюстрации:

В.Л. Боровиковский. «Портрет поэта Г. Р. Державина».1795

Портрет А.С. Пушкина. А.П. Елагина с оригинала В.А. Тропинина. 1827

С.Н. Ефошкин. «Вечерние сказки. Саша Пушкин». Фрагмент. 1985

Портрет А. С. Пушкина. Гравюра Василия Матэ

И. Е. Репин. «Пушкин на экзамене в Царском Селе 8 января 1815 года». 1911

В.А. Рыбин. Портрет Г.Р. Державина. Литография. 1822. С оригинала А. А. Васильевского 1815

_____

Использованные материалы:

Замѣчанія С. Л. Пушкина // Отечественные Записки. — 1841. — Т. XV. — Особое приложение 3.

Полное собрание сочинений Петрова издано в Санкт-Петербурге (1809) и вошло в состав «Русской Поэзии» С. Венгерова, т. I.

Петров В. П. Оды. Письма в стихах. Разные стихотворения. Выбор Максима Амелина. — М.: Б.С.Г.-Пресс, 2016. — 402 с. — (Поэты Москвы).

. В. Г. Белинский, Полное собрание сочинений, т. VII. Из р. АН СССР, М., 1955, стр. 106.

А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений, т. VII. Изд. АН СССР, М., 1949, стр. 167.

Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений, т. VIII. Изд. АН СССР, М. — Л., 1952, стр. 54.

Пушкин в воспоминаниях современников. Гослитиздат, М., 1950, стр. 457.

А. С. Пушкин, Полное собрание сочинений, т. VII, стр. 435.

Н. В. Гоголь, Полное собрание сочинений, т. VIII, стр. 172.

https://nearyou.ru/0pushkin/D/Derzhavin.html

http://www.smirnova-tatjana.ru/pusin-jizn-i-tvortestvo/675-puskin-derzavin.html

http://www.derzhavin-poetry. ru/articles/pushkin-i-derzhavin.html

ДумаXXI. Державин — Пушкин. Полный текст стихотворения — ДумаXXI. Державин

Н.И. Гнедичу {1}Державин родился 1743 года в Казани. Он был восвнтав сперва в доме своих родителей, а после в Казанской гимназии, в 1760 записан был в инженерную школу, а в следующем году за успехи в математике и за описании болгарских развалив переведен в гвардию в чине поручика, отличился в корпусе, посланном для усмирения Пугачева. В 1777 году поступил в статскую службу, а в 1802 году пожалован был в министры юстиции. Скончался июля 6 дня 1816 года в поместье своем на берегу Волхова.
«К бессмертным памятникам Екатеринина века принадлежат песнопения Державина. Громкие победы на море и сухом пути, покорение двух царств, унижение гордости Оттоманской Порты, столь страшной для европейских государей, преобразования империи, законы, гражданская свобода, великолепные торжества просвещения, тонкий вкус, все это было сокровищем для гения Державина. Он был Гораций своей государыни… Державин великий живописец… Державин хвалит, укоряет и учит… Он возвышает дух нации каждую минуту дает чувствовать благородство своего духа…» — говорит _г. Мерзляков_ {2}.С дерев валится желтый лист,
Не слышно птиц в лесу угрюмом,
В полях осенних ветров свист,
И плещут волны в берег с шумом.
Над Хутынским монастырем
Приметно солнце догорало,
И на главах златым лучом,
Из туч прокравшись, трепетало.Какой-то думой омрачен,
10 Младый певец бродил в ограде;
Но вдруг остановился он,
И заблистал огонь во взгляде:
«Что вижу я?.. на сих брегах, —
Он рек, — для севера священный
Державина ль почиет прах
В обители уединенной?»И засияли, как росой,
Слезами юноши ресницы,
И он с удвоенной тоской
20 Сел у подножия гробницы;
И долго молча он сидел,
И, мрачною тревожим думой,
Певец задумчивый глядел
На грустный памятник угрюмо.Но вдруг, восторженный, вещал:
«Что я напрасно здесь тоскую?
Наш дивный бард не умирал:
Он пел и славил Русь святую!
Он выше всех на свете благ
30 Общественное благо ставил
И в огненных своих стихах
Святую добродетель славил. Он долг певца постиг вполне,
Он свить горел венок нетленной,
И был в родной своей стране
Органом истины священной.
Везде певец народных благ,
Везде гонимых оборона
И зла непримиримый враг,
40 Он так твердил любимцам трона: «Вельможу должны составлять
Ум здравый, сердце просвещенно!
Собой пример он должен дать,
Что звание его священно;
Что он орудье власти есть,
Всех царственных подпора зданий;
Должны быть польза, слава, честь
Вся мысль его, цель слов, деяний» {*}.
{* См. «Вельможа», соч. Державина.}О, так! нет выше ничего
50 Предназначения поэта:
Святая правда — долг его,
Предмет — полезным быть для света.
Служитель избранный творца,
Не должен быть ничем он связан;
Святой, высокий сан певца
Он делом оправдать обязан.Ему неведом низкий страх;
На смерть с презрением взирает
И доблесть в молодых сердцах
60 Стихом правдивым зажигает.
Над ним кто будет властелин? —
Он добродетель свято ценит
И ей нигде, как верный сын,
И в думах тайных не изменит. Таков наш бард Державин был, —
Всю жизнь он вел борьбу с пороком;
Судьям ли правду говорил,
Он так гремел с святым пророком:
«Ваш долг на сильных не взирать,
70 Без помощи, без обороны
Сирот и вдов не оставлять
И свято сохранять законы.Ваш долг несчастным дать покров,
Всегда спасать от бед невинных,
Исторгнуть бедных из оков,
От Сильных защищать бессильных» {*}.
Певцу ли ожидать стыда
В суде грядущих поколений?
Не осквернит он никогда
80 Порочной мыслию творений.
{* См. «Властителям и судиям», его же.}Повсюду правды верный жрец,
Томяся жаждой чистой славы,
Не станет портить он сердец
И развращать народа нравы.
Поклонник пламенный добра,
Ничем себя не опорочит
И освященного пера —
В нечестьи буйном не омочит.Творцу ли гимн святой звучит
90 Его восторженная лира —
Словами он, как гром, гремит,
И вторят гимн народы мира.
О, как удел певца высок!
Кто в мире с ним судьбою равен?
Откажет ли и самый рок
Тебе в бессмертии, Державин? Ты прав, певец: ты будешь жить,
Ты памятник воздвигнул вечный, —
Его не могут сокрушить
100 Ни гром, ни вихорь быстротечный» {*}.
Певец умолк — и тихо встал;
{* См. Памятник, подражание Державина
Горациевой оде: «Exegi monumentum a ere
peiennius…»
В нем сердце билось, и в волненьи,
Вздохнув, он, отходя, вещал
В каком-то дивном исступленьи: «О, пусть не бу
ду в гимнах я,
Как наш Державин, дивен, громок, —
Лишь только б молвил про меня
Мой образованный потомок:
«Парил он мыслию в веках,
110 Седую вызывая древность,
И воспалял в младых сердцах
К общественному благу ревность!»»

1822 г.

Дерзость Державина: нравственная и эстетическая независимость поэта в России

Анна Лиза Крон

$34,95

978-0-89357-295-2

vi + 258

Мягкая обложка

Литература

Это ревизионистское исследование поэтического искусства Державина и его вклада в растущую значимость роли «ведущего поэта» в русской культуре и во всей Российской империи. Таким образом, он возвращается в XVIII век и пытается убрать длинную тень, которую Пушкин и пушкиноведение бросили на Державина как художника и культурного феномена. Благодаря внутреннему анализу самореферентных материалов во многих наиболее известных стихотворениях Державина, а также его прозаических комментариев к призванию поэта, профессор Крон рисует новую картину того, что понимается под «тяжелой лирой» Державина. Она прослеживает, как очень скромное представление о роли поэта, которое он занимал в 1770-х годах, систематически делалось более авторитетным, могущественным и независимым. Державин поднял статус поэта, взяв на себя обязательство определять русскость и русские ценности, присвоив себе прерогативы, ранее принадлежавшие политической сфере, и сыграл наиболее важную роль в формировании поэзии как «бича царей», которую он позже завещал Пушкину. Часть 1, «Независимая эстетика», пересматривает Державина как новаторского словесного художника, помещая его творчество прямо в контекст литературных вопросов и споров о литературном языке, которые были современны его более чем пятидесятилетней карьере. Во второй части показано, как Державин возвел ведущего поэта в статус народного героя, подделав придворный «священный коровий» жанр — панегирическую оду.

«…выдержанное и грамотно составленное изложение интересной диссертации…содержит развернутый анализ многих крупных стихотворений Державина и дает стимулирующие выводы…Хорошо, что многолетнее изучение автором Державина…теперь должно увенчаться монографией это предлагает долгожданную переоценку значения Державина в русской поэтической традиции и получает удовольствие от сырой, непосредственной поэзии, через которую Державин воспевал свою любовь к жизни и идеалы своего времени».

Издательство Slavica
Университет Индианы
1430 Н. Уиллис Драйв
Блумингтон, IN 47404-2146
2023

Заказы: 877-SLAVICA или 877-752-8422
Факс: 812-856-4187
Электронная почта: [email protected]

UW Press — : Державин: Биография, Владислав Ходасевич, Перевод Анжелы Бринтлингер, Русские и славистические исследования / Биография / Литература и критика

Державин Биография Владислав Ходасевич Перевод и предисловие Анжелы Brintlinger Публикация Висконсина Центр пушкиноведения Главные редакторы: Дэвид М. Бетеа и Александр Долинин «Ходасевич, сам крупный поэт и блестящий историк литературы и критик, создал произведение, которое демонстрирует в реальном смысле то, что он, должно быть, чувствовал, увидев буйный русский мир восемнадцатого века через державинскую глаза» Дэвид М. Бетеа, Университет Висконсина в Мэдисоне, редактор серии Русский поэт, военный и государственный деятель Гавриил Державин (1743–1816) жил в эпоху великого перемены в России – имперская экспансия, крестьянские восстания, война с Турцией и борьбой с Наполеоном… и он служил три царей, включая Екатерину Великую. Здесь на своем первом английском перевод мастерской биографии Державина другим известный русский литератор Владислав Ходасевич. Державин занимал положение в центре русской жизни, объединяя гражданское служение с поэтическим вдохновением и создавая произведение, которое по своей сути прославляло триумфы России и ее правители, особенно Екатерина Великая. Его биограф Ходасевич, напротив, уехал из России в 1922 г., не выдержав все более репрессивный советский режим. Для Ходасевич, чьи лирические стихи были столь же заурядны в своей направленности, как и державинские оды были великими, эта биография была в некотором смысле новым открытием потерянной и идиллической эпохи, периода, когда можно было стремиться к вершинам художественных достижений, все еще занимая центральную роль в российском обществе. Ходасевич пишет с юмором, умом и пониманием, и его работа стоит как памятник последних трех столетий русской истории, что дает глубокое понимание прошлого России как а также его настоящее и будущее. «Дает очень редкое и глубокое понимание в самую ткань того, что Шекспир мог бы назвать Русский глаз в прекрасном исступлении катится’, и Бродский поймет как предельный диалог о самой «сущности» поэзии». Левицкий, Университет Брауна Владислав Ходасевич (18861939), звонил Владимир Набоков (в 1939) «величайший русский поэт ХХ века еще не произвел», был также выдающимся мемуаристом и биограф. Анжела Бринтлингер — доцент кафедры славянских языков и литературы в Университете штата Огайо. Она автор из Написание полезного прошлого: русская литературная культура, 1917 1937 и соредактор журнала «Безумие и безумие в русской культуре». Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Комментарий * Имя * Email * Сайт